128 
У Эврара волосы зашевелились на голове. Уж не вернулся ли красавчик-оборотень в свое жилище? Мелит медленно стал пятиться к лесу, когда дверь открылась и на пороге появился человек. Не Видегунд.
У Эврара вдруг словно что-то щелкнуло в голове. Он сразу узнал его. Леонтий – грек. Стоял, кутаясь в накидку, потом подошел к жующей у яслей лошади, подсыпал корму. А Эврар-то сначала со страху – фу-ты! стыдно сказать – и не заметил ее.
Меченый весь напрягся. Мысль заработала предельно ясно. Леонтий после ухода от Ренье примкнул к Гизельберту. Может, он и выследил Эмму и теперь ожидает здесь своего хозяина. Чтобы не спугнуть ее, не развеять то глупое очарование от Гизельберта, в каком – черт побери! – словно увязла рыжая. Да и с принцем они встретились как раз недалеко отсюда. Эврар быстро выхватил нож и крадучись двинулся к Леонтию. Тот ощутил чье-то присутствие слишком поздно, оглянуться не успел, когда Эврар сильно оглушил его ударом рукояти ножа в висок.
Когда пришел в себя, то был уже связан по рукам и ногам ремнями от чересседельных сумок и своим же поясом. Эврар не преминул это сделать, памятуя, что, несмотря на кажущуюся хрупкость, грек силен и ловок. Сам же он после встречи с людьми Гизельберта себя не чувствовал готовым к схватке. Но хотя тело и ныло, однако после того, как он, пока Леонтий приходил в себя, подкрепился ужином, что состряпал себе грек, силы все же восстановились. И теперь Эврар беззастенчиво попивал чужое вино из кожаных мехов – сладкое, густое, не то что местные настойки из трав – и ощущал, как после каждого глотка кровь словно быстрее течет в жилах.
Огонь в открытом очаге посреди хижины пылал ярко и высоко. Эврар, озябший в лесу, развел его посильнее. Было светло, и Меченый сразу заметил, когда грек стал приходить в себя, как повернул к нему голову и теперь смотрит широко открытыми глазами, не мигая. По взгляду понял, что тот узнал его.
– Давненько не виделись, Лео.
Он сразу понял, что грек уже не в том привилегированном положении, что при Ренье. Исчез его прежний лоск, одет без обычного щегольства. Выглядит испуганным и жалким. И есть от чего. Эврар не собирался с ним разводить церемонии. Велел рассказывать, что он делает в лесу. Грек молчал. Видел, что и с Эвраром не все ладно. Мокрый, изнуренный, шея расцарапана в кровь, одежда изодрана. Видимо, несладко ему пришлось с людьми принца. И Леонтий не собирался ничего говорить. Не из преданности, скорее из неприязни. Что хочет от него этот изгнанный палатин? Что возомнил о себе? Леонтий не знал, что там у них произошло, но понял, что Эврару пришлось туго. А значит, скоро их найдут и лучше не уступать.
Эврар не спеша отложил мехи. Они с Леонтием слишком давно знали друг друга, чтобы почти угадывать мысли один другого. И Меченый понял, что Леонтий рассчитывает на покровительство принца. Зря. Сейчас они одни, и он, Эврар, не станет ждать, пока кто-то вмешается в их встречу. Да и не желает он упускать предоставленный случай все выведать.
– Не хочешь говорить, Лео? Ладно. Я всегда недолюбливал тебя, однако и у тебя было чему поучиться. По крайней мере тому, как заставлять неразговорчивых развязывать языки.
Когда мелит взял его за кисть руки и потянул, Леонтий не сразу и понял его намерения. Только округлил от страха глаза, когда увидел в руке Эврара нож. И в следующий миг уже зашелся истошным воплем. Руку обожгло, как огнем, а на месте мизинца зияла кровавая отметина и кровь залила остальные пальцы.
– Чего же ты так орешь, Лео? – с издевательским спокойствием осведомился Эврар. – Сам-то небось, когда пытал других, едва не мурлыкал от удовольствия.
Он резко рванул грека за стягивающие его веревки. Близко глядел в расширившиеся от ужаса глаза. Видел даже бисеринки пота у того на переносице.
– Буду резать тебя медленно. Кусок за куском, пока не расскажешь мне, что нужно здесь Гизельберту.
Бросил опять на лежанку. Огладил свои усы. Даже усмехнулся, брезгливо, неприятно.
– А если расскажешь – может, и отпущу. Так что думай.
И тогда, плача и заикаясь, Леонтий заговорил. Эврар слушал и мрачнел. Скрывал за невозмутимой неподвижностью гнев и изумление. Да, долгонько же он прозябал в лесу, не знал, что герцога Длинную Шею хватил удар и теперь он – полупарализованная развалина. Но даже в таком состоянии герцог все еще признанный правитель, и для лотарингцев существенно – кого этот человек, столь долго руководивший ими, назначит своим преемником. А вот Гизельберт этого не понял, повел себя с приехавшим к нему отцом непочтительно. И Ренье поклялся, что проклянет его, что не признает своим преемником, а все свои земли, титулы и имения отпишет дочери. Поэтому-то Эмму с дочерью и ищут везде, где только можно. Конечно, принцесса еще дитя, но ежели ее разыщут и обручат с сыном Рикуина Верденского, то граф сможет быть регентом при ней, а у него достаточно сторонников, которые признают его власть. Ренье-то недолго осталось жить, это все понимают. А Рикуин – та кандидатура, что сможет противостоять непопулярному во многих землях Гизельберту.
128 
