... 
424 
Сотня патрициев, возглавлявших процессию, к этому моменту уже достигла храма Сатурна. И только теперь они поняли, что оба консула и весь Сенат все еще стоят на месте, видимо увлеченные спором. Начало паломничества в храм Великого бога на Капитолии оказалось грубо нарушенным, что являлось плохой приметой. Никто, включая Цинну, не имел мужества обратить внимание собравшихся на то, что Гай Марий не провел ночь в этом храме, — а ведь так обязаны поступать все новоизбранные консулы. Цинна никому не сказал о плотной черной тени какого-то существа с когтистыми перепончатыми лапами, которую он видел в тускло-сером небе во время своего ночного бдения.
Никогда еще в новогодний день консульская инаугурация не была проведена так стремительно, как эта; даже та знаменитая, которую Марий хотел провести, не сняв одеяния триумфатора. Менее чем за короткие четыре дневных часа все было закончено: жертвоприношения, собрание Сената внутри храма Великого бога и пир, который за этим последовал. Когда процессия спустилась с Капитолия, все ее участники увидел голову Гнея Октавия Рузона, торчащую на копье на краю трибуны; исклеванное птицами лицо смотрело на храм Юпитера пустыми глазницами. Ужасный знак! Ужасный!
Появившись из переулка между храмом Сатурна и Капитолийским холмом, Гай Марий впереди себя высмотрел Квинта Анхария и поторопился догнать его.
Он положил руку на плечо Анхария, и бывший претор оглянулся. Удивленное выражение на его лице сменилось откровенным отвращением, когда он увидел, кто приветствует его.
— Бургунд, твой меч, — спокойно сказал Марий.
Меч был вложен в правую руку консула Мария прежде, чем он закончил говорить; затем эта рука стремительно взметнулась и опустилась. Квинт Анхарий упал мертвым, его лицо было рассечено от лба до подбородка.
Никто не пытался протестовать — все словно окаменели. Но когда сенаторы и патриции опомнились, то кинулись врассыпную. Рабы и вольноотпущенники из легиона Мария, все еще находившиеся в нижней части форума, возбужденно бросились преследовать их в тот момент, когда старик щелкнул пальцами.
— Делайте, что хотите, с этими cunni, ребята! — зарычал Марий, сияя от удовольствия. — Только отличайте моих друзей от врагов.
Пораженный ужасом, Цинна стоял и наблюдал, как рушится его мир. И он, старший консул, был совершенно бессилен вмешаться. Все его солдаты находились или на пути домой, или все еще в лагере на Ватиканской равнине; теперь Римом владели «бардаи» Мария — так он называл своих рабов потому, что многие из них были иллирийцами. И, обладая Римом, они вели себя более безжалостно, чем сумасшедший пьяница с ненавистной ему женой. Мужчин убивали всех подряд, женщин насиловали, детей резали; дома подвергали полному разграблению. Многое из этого делалось бессмысленно и беспричинно. Но нашлись среди этих «бардаев» и такие, которые, как и Марий, страстно желали видеть смерть.
Весь оставшийся день и большую часть ночи Рим орал и завывал, и многие в огромном городе умирали сами или жаждали чужой смерти. А там, где огромные языки пламени взвивались высоко к небу, отдельные вопли перерастали в общий, пронзительный, сумасшедший крик.
Публий Анний, который ненавидел Антония Оратора больше всех остальных, повел свою кавалерию в Тускул, где располагалось поместье Антониев, и получил большое удовольствие, поймав и убив Антония Оратора. Эта голова была привезена в Рим среди всеобщего ликования и помещена на трибуну.
Фимбрия решил повести свой эскадрон на Палатин, высматривая первым делом цензора Публия Лициния Красса и его сына Луция. Первым он обнаружил Красса-сына, который спешил по узкой улице к безопасному дому; пришпорив свою лошадь, Фимбрия поравнялся с ним и, наклонившись в седле, всадил свой меч в спину молодого человека. Увидев это, бессильный избежать той же участи, его отец достал кинжал из складок своей тоги и закололся. К счастью, Фимбрия не знал, какая из дверей, выходящих на эту улицу, ведет к Лициниям Крассам, поэтому третьему сыну, Марку, который еще не достиг тех лет, чтобы быть сенатором, удалось спастись.
Позволив своим людям отрубить головы Публию и Луцию Крассам, Фимбрия взял с собой несколько солдат и отправился на поиски братьев Цезарей. Двоих он нашел в одном и том же доме, — это были Луций Юлий и его младший брат Цезарь Страбон. Их головы, разумеется, оставили для трибуны, а затем Фимбрия притащил туловище Цезаря Страбона на могилу Квинта Вария и там «убивал» его снова и снова, словно совершая жертвоприношение тому, кто был казнен Цезарем Страбоном и расставался со своей жизнью медленно и болезненно. После этого Фимбрия отправился на поиски старшего брата, Катула Цезаря, но был встречен посланцем от Мария прежде, чем нашел свою жертву.
424 
