130 
— Это ты, Роджер? — спросил мужчина, и я не совсем понял: адресуется ли это мне или шару.
— Нет, — ответил я сразу за нас обоих.
— Этот Роджер — кретин, — пояснил мужчина. — Шары перепутал!
Предполагать в словах толстяка извращенно-сексуальный смысл не хотелось. Скорей всего, подумал я, речь идет о шарах кегельбана.
— Этот вот шар — Роджера, — пояснил он, тыча пальцем в коричневую округлость возле своей щеки. — Я должен был сразу догадаться, что это не мой шар, потому что он никак не влезал в мой портфель. Мой шар влезает в чей угодно портфель, а его шар какой-то странный, не лезет. Я пихал его, пихал, тут „лендровер“ и покатился с моста.
Зная, что никаких мостов поблизости нет, я все же пытался представить себе эту картину. Но меня привлекли булькающие звуки вытекающего бензина — так булькает пиво в горлышке бутылки, которую запрокинул мучимый жаждой работяга.
— Вам лучше выйти из машины, — посоветовал я перевернутому вниз головой любителю кегельбана.
— Нет, подожду Роджера, — ответил тот. — Он сейчас подъедет.
Действительно, скоро появился еще один „лендровер“, точная копия первого. Роджеровский „лендровер“ подъехал с выключенными фарами и, не успев затормозить, стукнул машину толстяка; оба „лендровера“, как сцепленные товарные вагоны, со скрежетом пропахали по мостовой еще ярдов десять[35].
Похоже, что Роджер и в самом деле был полный кретин, но я ему этого не сказал, а задал всего один вопрос:
— Вы Роджер?
— Угу, — ответил тот из глубины ходившего ходуном второго „лендровера“: внутри машины было темно, мелкие осколки ветрового стекла, фар и решетки дождем сыпались на мостовую.
— Кто же еще как не Роджер! — простонал из своего „лендровера“ толстый любитель кегельбана, сидевший все еще в прежней позе. Я с трудом разглядел, что из носа у него течет струйка крови, — в чем наверняка был виноват шар.
— Кретин ты, Роджер! — крикнул он. — Увез мой шар!
— Мой тоже кто-то увез, — отозвался тот.
— Идиот, он же у меня! — объявил толстяк.
— Ну так это еще не все, — произнес Роджер. — У тебя не только мой шар, но и мой „лендровер“.
Роджер не спеша закурил сигарету, он явно не торопился выбраться из темной разбитой кабины.
— На вашем месте я бы включил фары, — посоветовал я. — А толстяку надо скорее выбраться из вашей машины. И лучше бы не курить, крутом разлит бензин.
Роджер не обратил внимания на мои слова и, продолжая дымить, молча сидел в темном чреве второго „лендровера“. Сидевший вниз головой толстяк опять крикнул свое: „Это ты, Роджер?“, словно ему повторно прокрутили только что приснившийся сон.
Вернувшись домой, я поспешил позвонить в полицию. Случись столь вопиющее нарушение дорожных правил днем, я бы непременно сам занялся им, но случай был явно особенный: любители кегельбана перепутали не только шары, и я решил предать их в руки закона.
— Полиция? — спросил я.
Я хорошо знаю, что можно ожидать от нашей полиции. Наша полиция не очень-то любит арестовывать людей; сколько ни сообщай о злостных нарушителях дорожных правил, толку никакого. Говорят, что есть особая категория граждан, которых полиция задерживает с удовольствием, но лихачи-водители к ним не относятся. А потому она и не жалует борцов с такими нарушителями общественного порядка.
Я сообщил местонахождение пострадавших машин и в ответ на традиционный вопрос, кто обратился в полицию, ответил: „Роджер“.
Зная своих полицейских, я не сомневался, эта информация для них важнее всего. Они любят пощекотать нервы тому, кто их потревожил. И, ясное дело, прибыв на место происшествия, они тут же принялись допекать Роджера. Я видел, как они оживленно беседуют с ним, стоя под фонарем, но разговор до меня доносился лишь урывками.
— Да, он Роджер, — то и дело повторял толстый любитель кегельбана. — Это он, он самый.
— Говнюки, я не тот Роджер, что вызывал вас, — клялся Роджер.
— И это верно, — подтвердил толстяк. — Этот Роджер, озолоти его, не обратится в полицию.
Спящая округа вскоре огласилась криками полицейских:
— Эй, Роджер! Здесь есть еще Роджер?
— Роджер! — завопил толстый любитель кегельбана.
Но все темные дома квартала, включая и мой, благоразумно безмолвствовали. С первым проблеском дня здесь все равно ничего не останется. Кроме разве что пятен бензина и осколков стекла на асфальте.
130 
