45 
— Я тебе верю. — Либби казалось, что она видит странный, волнующий сон. Его руки, нежные и мягкие, ласкали ее, играли на ней, как на скрипке; ее накрыло волной жара до самых кончиков пальцев. Она таяла от его поцелуев, тонула в бездонной, обволакивающей глубине. Его опытные пальцы добрались до особо чувствительного места у нее на пояснице, и у нее закружилась голова.
Он не переставал целовать ее и в какой-то момент почувствовал, что она начинает откликаться. Она застонала и выгнулась, прижимаясь к нему всем телом; она стала текучей, как вода. Решив проверить свои ощущения, он ослабил объятия, а потом снова прижал ее к себе — и сам задрожал от испытываемого ею удовольствия.
— Невероятно! — прошептал он, но Либби закрыла ему рот поцелуем.
Она проснулась для любви и теперь отвечала ему. Она горела, плавилась от страсти. Если он сейчас возьмет ее, она обрадуется, но желание — лишь часть цветка. А ему хотелось подарить ей весь цветок.
Глубоко вздохнув, он постарался успокоиться. Сейчас его задача — продлить страсть, а не отдаться на ее волю. Либби, хрупкая и невыразимо прекрасная, все больше воспламенялась. Он приник губами к ее шее, где бился пульс.
Ни одна самая дерзкая фантазия, ни одна женщина, с которой Кэлу довелось побывать, не воспламеняли его так, как Либби, которая обнимала его сейчас. Он сплел свои пальцы с ее пальцами. Как найти слова, способные выразить, что значит для него волшебная ночь, проведенная с ней?
Таких слов нет. Но можно объяснить ей все по-другому.
Либби нес бурный поток, вливавшийся в водопад. Стремительный порыв, и она словно взлетела в вихре ароматов, ощущений, симфоний звуков. Она сгорала и таяла в них одновременно. Ее касания, сначала робкие, становились смелее. Она принялась ласкать его тело, которое отзывалось дрожью на каждое ее движение.
Думать, анализировать оказалось невозможно, и Либби отдалась на волю чувственных ощущений.
Какой он теплый и податливый, как горячи его прикосновения и слова, которые он шепчет ей на ухо. Она воспринимала их как сияние, как жар — до ужаса настоящий. Она погружалась в этот жар. Этим жаром был Кэл.
Он поднял ее, и теперь они оба стояли на коленях на кровати, прильнув друг к другу. Их желание разгоралось все сильнее, ласки стали жестче, дыхание участилось. Их сердца бились как одно. Запрокинув голову, задыхаясь, она прижалась к нему всем телом, раскрываясь перед ним, откликаясь на его зов.
Она не замечала, как крепко держит его, как впивается в него ногтями. Его возбуждало все — даже боль. Либби дышала страстью, излучала страсть — более дикую и свободную, чем ему когда-либо приходилось воображать. Она существовала только для него, приносила себя ему в дар. Ему единственному.
Он приказал себе не спешить. Ослабил властную хватку, снова начал нежно ласкать ее. Когда его губы скользнули к ее груди, оба застонали от вожделения. Он то поддразнивал ее языком, то покусывал зубами. Она билась и трепетала в его объятиях.
Он изливал на нее всю нежность, на которую был способен. Но, когда он уложил ее на спину, она как будто чего-то испугалась и ухватилась за него, как за спасительную соломинку.
Ей нужна была его сила, ласки. Она даже не мечтала о таком счастье. Она так долго его ждала! Боязнь и скованность прошли. Теперь она свободно может выражать ему свою любовь. Но любовь — это тайна. Она пока не до конца понимала смысл происходящего. Конечно, Кэл открыл для нее новый мир, но сейчас она только стояла на его пороге.
Кэл искусно вел ее вперед, за пределы первых вспышек радости в безбрежный космос чувственной любви. Она оказалась хорошей ученицей и, несмотря на свою неопытность, легко и непринужденно следовала за ним. Наконец она без отказа открылась ему. Он вошел в нее. И она сомкнулась вокруг него.
Слились их тела, слились сердца, слилось время.
Облака… Темные тучи с серебристыми краями. На одном из них плыла Либби. Ей хотелось, чтобы полет на облаке продолжался вечно. Безвольно обмякшие руки скользнули на смятую простыню. Она не могла найти в себе сил поднять их и снова обнять Кэла. Как не могла и заговорить. Ей хотелось попросить его не шевелиться — никогда больше не шевелиться. С закрытыми глазами, прижавшись к нему, она слушала, как бьется его сердце.
Шелк. Ее кожа — как горячий, ароматный шелк. Ему казалось, он никогда ею не насытится. Зарывшись лицом в ее волосы, он чувствовал, что летит в пространстве — словно перышко на ветру. Как признаться ей, что его никто и никогда так не любил? Как объяснить, что сейчас ему лучше, чем в собственном мире и даже в небе, которое он обожает? Как смириться с тем, что он нашел свою вторую половинку в том месте и в том времени, в котором сам был чужим?
45 
