Особенно,... 
21 
Синтия смаковала оживленный разговор. И никак не могла понять, что ей больше по сердцу: сам собеседник – умеющий столь тонко и глубоко чувствовать и при этом сохранять дивное спокойствие. Или же то, что говорить с ним о самом для тебя удивительном так просто и интересно. Либо и то и другое. И может, что-то еще, о чем не следовало задумываться…
– Говоришь, ты посвящаешь делам почти всю себя? – спросил Энтони после непродолжительного молчания – они прервались, чтобы все-таки подкрепиться. Успевшая остыть еда давно стояла на столе.
– Да, – ответила Синтия, прожевав и проглотив кусочек бифштекса в винном соусе. – Тяжеловато, зато не приходится скучать.
– А как же все остальное, что не менее важно в жизни? – спросил он.
Синтия сделала глоток воды. Отвечать на подобные вопросы мужчин в последние годы вошло у нее в привычку. И почему всех так удивляет, что она с удовольствием много работает и ревностно учится?
– Не менее важно в жизни? – медленно переспросила она. – По-моему, для каждого человека важно что-то свое. Одним нужно постоянно общаться – бывает, что все равно с кем. Другие любят одиночество, поэтому и выбирают соответствующее занятие, определенное место, где жить. Для третьих главное – семья, дом, дети. Четвертые вечно что-то празднуют. Попадаются и чудаки, которым, как бы ни складывались обстоятельства и кто бы ни оказывался рядом, все и всегда не так. Их хлебом не корми, дай поплакаться на судьбу.
Энтони засмеялся.
– А что, ты таких разве не встречал? – спросила Синтия.
Энтони на миг задумался и с улыбкой кивнул.
– Пожалуй, встречал.
– А для многих важнее всего работа, – заключила Синтия. – Что в этом плохого? И сам постоянно развиваешься, и людям приносишь пользу.
Он посмотрел на нее как-то странно, будто желал заглянуть в ее сознание и убедиться, что она лукавит сама с собой.
– Плохого в этом ничего, – неохотно согласился он. – Но это не слишком правильно.
– Почему же? – выпалила Синтия, приготовившись до последнего отстаивать свою точку зрения. В правильности которой, если честно, познакомившись с Энтони, она отчасти усомнилась. Что сбивало с толку, даже пугало.
– Возьмем, к примеру, тебя, – сказал он, глядя на нее внимательно, со сдержанным любованием и почему-то невесело. – Тебе идет быть умной и рассудительной. Ты вызываешь уважение и восхищаешь. Но весь твой вид говорит и о том, что отдых, развлечения, любовь, семейные радости тебе тоже необходимы.
Как прямо он об этом сказал. Другие говорили намеками, ходили вокруг да около. Синтию взяла злость. Кто дал ему право бередить рану в душе? Почему его так волнует, что именно ей нужно в жизни?
– Ты хоть изредка отдыхаешь? – спросил Энтони.
– Изредка – разумеется! – отчеканила Синтия, не в силах скрыть гнев. – Встречаюсь с родственниками, друзьями, бывает, что езжу в клубы или в театр. Почему ты об этом расспрашиваешь? – Предложить себя в качестве спутника в увеселительных заведениях он не собирался – она это странным образом почувствовала.
Энтони пожал крепкими плечами и опустил глаза.
– Просто мне интересно. И… – Он безрадостно засмеялся. – Бог его знает почему, но очень хочется, чтобы ты была счастлива, получила от жизни все, что должна.
Синтия посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Чего-чего, а подобных слов она никак не ожидала от него услышать. Они и порадовали, и огорчили. Подарили неясную надежду и дали понять: не жди невозможного.
– Ты почти меня не знаешь… – растерянно пробормотала она.
Энтони криво улыбнулся.
– А мне кажется, знаю всю свою жизнь.
Синтия посмотрела на снова углубившиеся складочки у его глаз и рта, на сильные плечи и крупные сцепленные в замок руки, и ей показалось, она тоже давно знакома с ним.
– Как странно и глупо… – сорвалось с ее уст.
Энтони, будто прекрасно поняв, о чем речь, мрачно кивнул. Помолчали. За окном загрохотало, по стеклу забарабанили первые капли дождя. Синтия, подумав вдруг о том, что, если на этом разговор и окончится, она измучает себя упреками, чуть наклонилась вперед и спросила:
– А ты?
Он взглянул на нее так, что она тотчас поняла: он знает, о чем она спрашивает, однако объяснила:
– А ты часто отдыхаешь? Доволен ли своей участью? Получил ли от жизни все, что необходимо для счастья?
Энтони долго не отвечал. Потом тяжело вздохнул и медленно произнес:
– Я тоже слишком много работаю. Об остальном давай лучше не будем.
21 
