49 
– Мы не имеем никакого отношения к смерти Лэситера, – сказал Гай, – когда мы покинули Кантхо, он был еще жив.
– Я гляжу, вы меня не поняли, мистер Барнард, – старик повернулся к нему, – я вас ни в чем не обвиняю.
– А кого же вы обвиняете?
– Уж это предоставьте моим людям в Кантхо.
– Это вы о ваших ищейках, которые за нами ходили?
Министр Транх улыбнулся.
– Вы им подпортили кровь. Отличная идея была с тем мальчишкой с сигаретами. Нет-нет, нам, разумеется, известно, что Лэситер был жив, когда вы его покинули.
– И что же было после этого?
– Нам известно, что он просидел в кафе еще двадцать минут, и выпил в общей сложности восемь бутылок пива, и после этого ушел. К несчастью, он так и не дошел до дома.
– Разве ваши люди не пасли его?
– Пасли?
– Следили.
– Мистер Лэситер был нашим другом, а мы друзей не… пасем, как вы выразились.
– Но за нами-то вы наблюдали, – заметила Вилли.
Министр перевел взгляд на нее:
– А вы наш друг?
– А как вы думаете?
– Я думаю, что тут так сразу не скажешь. Да вы и сами друзей от врагов не сможете отличить в создавшихся обстоятельствах, дело-то опасное, уже три покойника на счету.
Вилли озадаченно встряхнула головой:
– Три? Но я знаю только про Лэситера.
– Кого еще убили?
– Полицейский в Сайгоне, – ответил министр, – убит этой ночью во время ночного дозора.
– Не вижу связи.
– И еще один труп, прошлой ночью. И опять – перерезали горло.
– Вы что же, собираетесь обвинять нас во всех убийствах в Сайгоне?! – возмутилась Вилли. – Да мы никогда и не знали тех, других!
– Однако вы виделись с одним из них вчера, или вы забыли?
Гай неподвижно глядел в одну точку:
– Жерар.
Стрекотание цикад резко усилилось, потом внезапно смолкло, и вся ночь погрузилась в тишину.
Министр Транх уставился на дальнюю стенку, словно ожидая, что на заплесневелых обоях появится какое-то послание.
– Вы знакомы с вьетнамским календарем, мисс Мэйтленд? – спросил он мягко.
– С вашим календарем, – переспросила она, нахмурившись и не понимая внезапного поворота в беседе. – Он… он такой же, как китайский, разве нет?
– Прошлый год был годом дракона, считается, что он приносит удачу. Это год детей, семейного счастья. Но теперь на дворе не Дракон, а… – Он покачал головой.
– Змея, – произнес Гай.
Министр Транх кивнул:
– Змея. Опасный знак, предвестник беды, голода, смерти. Год провалов.
Он вздохнул, и голова его повисла, словно шея, ослабнув вдруг, отказалась держать ее дальше.
Он долго сидел так, в тишине, и его седые волосы трепал вентилятор. Потом он медленно поднял голову.
– Отправляйтесь-ка домой, мисс Мэйтленд, – сказал он, – этот год не ваш, и место не ваше, отправляйтесь домой.
Вилли представила, как было бы просто сесть на тот самолет до Бангкока, с тоской подумала про те простые удобства, от которых ее отделял один-единственный полет на самолете. Душистое мыло, чистая вода и мягкие подушки. Но другой образ тут же вмешался в поток воображения: лицо Сэма Лэситера, уставшее и издерганное, на фоне заката. И та вьетнамка, его женщина, умоляющая сохранить ему жизнь. Все эти годы Лэситер жил в тиши и безопасности в речном городке. А теперь он мертв. Как Валдес, как Жерар. Это была правда, думала она, где бы она ни появлялась, повсюду за ней тянется кровавый след. И она даже не знала точную причину этого.
– Я не могу улететь домой.
Министр поднял бровь.
– Не можете или не полетите?
– Меня пытались убить в Бангкоке.
– Здесь вам будет ничем не лучше. Мисс Мэйтленд, нам бы очень не хотелось силой выдворять вас из страны, но вы должны понять, что ставите нас в очень неловкое положение. Вы гость в нашей стране. Мы, вьетнамцы, привыкли уважать гостей, они для нас святое. И если вас, нашего гостя, вдруг найдут мертвой, это будет… – Он сделал паузу и закончил шутливым тоном: – Негостеприимно.
– Виза у меня в порядке, я хочу остаться, я должна остаться. Я собираюсь еще и в Ханой.
– Мы не можем гарантировать вашу безопасность.
– А я и не прошу, – сказала она и добавила устало: – Никто не может этого мне гарантировать, никто и нигде.
Министр посмотрел на Гая, отметил расстроенное выражение его лица:
– Мистер Барнард, вы конечно же сможете убедить ее?
– Но она права, – произнес Гай.
Вилли подняла глаза и увидела в лице Гая беспокойство, неопределенность. Ей стало не по себе оттого, что даже он, Гай, пребывает в тупике.
49 
