Герцог сочувствовал своему подопечному — конечно, Люсьену больно, и раны от любви, во многом романтической, все еще сильно кровоточили.
Он поднялся.
— Поехали, Люсьен, — предложил герцог. — По крайней мере там светит солнце и воздух чист.
Виконт не проявил особого энтузиазма при мысли о предстоящих удовольствиях, но тем не менее он послушно последовал за опекуном из гостиной. Через десять минут они уже были в пути. Герцог ловко управлял гнедыми, наслаждаясь своим искусством, и на время даже позабыл о несчастье молодого человека. Он не сомневался: его мудрая бабушка поступила правильно, пригласив их обоих.
Они ехали не более двух часов. И когда герцог соскочил на землю перед Дауэр-Хаусом, то сверил часы — быстрее доехать вряд ли было возможно.
Дом из красного кирпича смотрелся очень мило в свете полуденного солнца, и герцог, по достоинству оценив его совершенную симметрию, невольно подумал, что то же самое можно сказать о лице Хионы, особенно о ее прямом маленьком носике…
Он оставил лошадей перед главным входом; тут же появился конюх, а на лестницу вышел Симпсон, приветствуя гостей.
— Я едва смел надеяться, что вы появитесь у нас к завтрашнему утру, — сказал Симпсон.
— Я хотел преподнести сюрприз ее сиятельству, — ответил герцог. — Где она?
Алверстод ожидал, что дворецкий, как обычно, скажет «наверху», но вместо этого услышал:
— В гостиной, ваше сиятельство. И с ней мисс Хиона.
Герцог широкими шагами направился в гостиную. Он шел так быстро, что Симпсон едва поспевал за ним, но все же успел открыть ему дверь.
Герцог застыл в дверях в театральной позе, ожидая изумленных возгласов бабушки. Она сидела у открытого окна, освещенная солнцем, а рядом — Хиона.
И герцогиня воскликнула:
— О Валериан! Я так рада тебя видеть!
Герцог повернулся к бабушке, а Хиона побежала ему навстречу. Он заметил ее сияющие глаза — в них светилось солнце. Ее волосы были модно причесаны; ослепительно белое платье, украшенное оборочками и цветами, было прелестно. Она сжала его руки в своих и голосом, похожим на пение птички, произнесла:
— О, наконец-то вы приехали! Я так мечтала увидеть вас, вы уже здесь…
В ее устах эти простые слова прозвучали, как чарующая песня, и герцог с улыбкой сказал:
— На самом ли деле передо мной прежняя Хиона, или меня нужно представить неизвестной молодой даме?
Хиона рассмеялась и, тут же спохватившись, как бы ее не упрекнули в чрезмерной экзальтированности, сделала легкий реверанс.
— Для меня большая честь видеть вас, ваше сиятельство, — скромно произнесла она, но глаза девушки сияли по-прежнему.
— Ну-ка дайте мне вас рассмотреть, — потребовал герцог.
Она ничуть не оробела, а, наоборот, раскинула руки, воскликнув:
— Да пожалуйста! Мы с бабушкой так ждем ваших похвал!
Хиона была одета по последней моде, но герцог не мог оторвать глаз от ее лица. Он видел, как смягчилась острая линия подбородка и скул, а блеск глаз и волос свидетельствовал о том, что она больше не голодает, ничего и никого не боится и счастлива. Произошло чудо, на которое он надеялся!
Герцог молчал, и Хиона взволнованно спросила:
— Вы разочарованы?
— Как я могу быть разочарованным? Бабушка замечательно поработала своей волшебной палочкой.
Войдя следом за ним, Люсьен приветствовал бабушку.
— Я очень рада видеть тебя, дорогой мальчик, — сказала герцогиня. — Хочу познакомить тебя с моей гостьей, о которой, я думаю, ты много слышал, но еще ни разу ее не видел.
— Да, мы никогда раньше не встречались.
Люсьен протянул руку. И улыбка, появившаяся на его лице, уничтожила следы разгульной жизни последних дней.
Герцог запоздало поцеловал бабушку в щеку и заметил:
— Я полагаю, ты потратила на Хиону целое состояние?
— Ты полагаешь правильно. Но мы с мисс Хионой собираемся потратить еще больше.
— Если, конечно, я могу себе это позволить, — сказала тихо Хиона, прежде чем герцог успел ответить.
В ответ на вопрос, который содержался в этой фразе, герцог взял ее под руку и повел к стеклянной двери террасы.
— Могу я оставить тебя с Люсьеном, бабушка? Пусть он тебя развлечет, а мне надо сообщить кое-что важное Хионе наедине.
— О, я как раз хочу послушать Люсьена, — ответила герцогиня и одарила внука такой улыбкой, перед которой никто не смог бы устоять, несмотря на ее преклонный возраст. — Мне очень жаль, что тебе пришлось так жестоко и без всякой необходимости страдать, — ласково сказала она.