Уводя Хиону из гостиной, герцог был уверен, что до их возвращения Люсьен выплеснет бабушке все свои несчастья, та посочувствует ему, проявит сострадание — это как раз то, что ему сейчас надо.
Знаток человеческих характеров, герцог понимал, что для Люсьена ожидание тяжелее, чем разочарование. Он ждет момента отмщения сэру Джарвису и Клэрибел.
Несомненно, они приставали к нему с расспросами — почему его больше не интересует Клэрибел и что с ним происходит.
Но в свое оправдание он ничего не мог им поведать.
«Ну бабушка его успокоит», — с надеждой подумал герцог.
Он провел Хиону через террасу вниз, в розарий, и они направились к беседке, укрытой жимолостью и розами.
Внутри беседки на скамейках лежали шелковые подушечки, приглашавшие отдохнуть. Они опустились на скамейку, и герцог, повернувшись к Хионе, вновь — в который раз! — отметил, что она не только одна из самых прелестных женщин, которых он когда-либо видел, но и самая необыкновенная из них. Вообще-то он немного побаивался, что стоит ей одеться по моде, как греческие черты, которые так ему нравились, исчезнут или будут едва заметными. Но вышло все наоборот: она стала еще больше походить на гречанку. Ее серые глаза, обращенные к нему, были полны обожания, которого ему так не хватало.
— Что вы хотели мне сказать? — еле слышно произнесла она.
— У меня кое-что для вас есть. — С этими словами герцог протянул бумаги, полученные от мистера Мидлтона перед отъездом из Лондона.
Хиона взяла их дрожащими пальцами, а когда стала читать, Алверстод увидел, какое волнение охватило ее. Несколько секунд она не могла произнести ни слова, а потом тихо, едва слышно сказала:
— Это правда… Я знала…
— Очень помогло то, что вы точно назвали месяц и год. И указали место — окрестности Дувра.
Она снова и снова перечитывала бумаги, словно желая лишний раз убедиться в том, что то, о чем она мечтала, реально существует и лежит перед ней.
Хиона подняла на герцога серые глаза. Свет счастья, струящийся из них, почти ослепил его.
— Как вам это удалось? — спросила она. — И как мне отблагодарить вас?
— Я знал: это вас обрадует.
— Гораздо больше, чем я способна выразить словами. Да, я знала, что дядя лжет, что он порочит мою дорогую маму, и у меня было такое чувство, будто меня обливали грязью.
— А теперь вы готовы вознестись на вершину Олимпа, не так ли? — с улыбкой спросил герцог.
— Но только с вами, — быстро проговорила Хиона. — Потому что без вас мне страшно…
Он понял, о чем она недоговаривает; и тихо сказал:
— Ну это уже вопрос времени. Ваш дядя будет полностью скомпрометирован и никогда больше не сможет угрожать вам.
— Я просто не могу в это поверить…
— Тогда доверьтесь мне, — сказал герцог. — Вы останетесь пока у моей бабушки, и никто не должен знать, кто вы на самом деле.
— Ее сиятельство так добра ко мне, я очень счастлива. Но в то же время я боюсь подвергать вас опасности.
— Вы все еще думаете обо мне?
— Конечно, — ответила она. — Разве я могу думать о ком-то другом? Если бы не вы, меня бы, возможно, уже не было в живых…
Последние слова она произнесла с дрожью в голосе, и он понял: это от вполне реальных переживаний.
— Вы должны забыть прошлое, как и Люсьен — происшедшее с ним. Поэтому постарайтесь проявить к нему доброе участие. Ему так нужна ваша помощь.
— Ваша бабушка сказала, что в последнее время он вел себя не слишком достойно. Я понимаю, он пытается забыться и скрыть свои страдания от других.
— Верно, — согласился герцог, — но это не идет ему на пользу. И я прошу вас: если сможете, попытайтесь его отвлечь.
Он чувствовал на себе ее вопросительный взгляд, но она не задавала лишних вопросов, а просто попросила:
— Пожалуйста, расскажите, чем вы занимались в последнее время. Какие новости в парламенте?
Герцог удивился ее интересу, но все же рассказал и о биллях, принятых в палате лордов, и про речь, которую он собирается там произнести.
— А здоровье его высочества действительно неважное? — поинтересовалась она, когда он закончил.
— Да, очень плохо, — ответил герцог. — Думаю, его дни сочтены.
— Значит, регент станет королем? — предположила Хиона. — Я недавно подумала, что нет ничего труднее ожидания, я испытала это на себе. Отец всегда говорил в таких случаях: надо запастись терпением…
Герцог засмеялся: