Особенно,... 
34 
– Иди сюда, – позвал он. – Я так хочу.
Он потянул ее прочь с дорожки прямо на траву и там, скрытая в тени огромного дуба, она очутилась в его объятиях.
– Это безумие! – запротестовала девушка. – Они хватятся, а нас нет…
– Какая разница? – удивился он. – И вообще, какое нам дело до всех остальных?
Он целовал Фенелу, и она чувствовала, как постепенно ее охватывает ответное пламя. Она задрожала, потому что была не в силах противиться мужчине, сжимающему ее в своих объятиях, и лишь теснее прижималась к нему.
Он обвивал ее своими руками, стискивал все крепче и крепче, пока она не почувствовала, что последнее дыхание покидает ее тело, оставляя его безвольным, послушным безумию чувств, полуобмороком охвативших ее.
– О, любовь моя! – шептал он. – Я сгораю от желания прикоснуться к тебе! Кажется, уже столетия прошли с тех пор, как мы были вместе и я целовал тебя в последний раз, в последний раз чувствовал тебя вот здесь, близко, рядом с собой! Я хочу прикасаться к тебе, я хочу сказать тебе, что ты моя, ты принадлежишь только мне!
И в этот момент восторга и несказанного счастья в сознании Фенелы вдруг всплыла тошнотворная мысль: ведь всего лишь несколько минут назад он прикасался к Илейн!
Да, для него эти прикосновения не значили ровным счетом ничего – уж ей ли не знать! – и тем не менее Фенела очень живо представила себе, как эта ладонь – ладонь, обнимающая ее сейчас с такой любовью, с такой жаждой, яростно зажимала разинутый рот Илейн; девушка почти наяву представляла себе, как Рекс силой волочит Илейн к двери, обращаясь с этим тонким, извивающимся телом с грубостью, граничащей с насилием.
«Ох, нет, не думать об этом!» – твердила себе Фенела.
Однако ей все не удавалось стряхнуть навязчивые образы, они роились перед глазами, тянулись костлявыми пальцами к ее новому счастью и мучили, и теребили его, пока оно не начало съеживаться, угасать – беспомощное, дрожащее, беззащитное.
– Рекс, мне страшно.
Девушка выдохнула эти слова почти беззвучно, но он услышал.
– Я знаю, милая, – сказал он. – Но не позволяй страху овладеть тобой. Я заберу тебя прочь от всего этого. Завтра же утром повидаюсь с твоим отцом.
Фенела издала протестующий возглас.
– Нет-нет, я решил, – настаивал он. – Я должен позаботиться о тебе прямо сейчас, ты же сама дала мне на это право, а так больше продолжаться не может. Эта жизнь не для тебя, да и мое терпение уже истощилось!
– О, дай же мне время… не предпринимай ничего, пока… ну ты же обещал!
– Твое благополучие для меня важнее, чем любые обещания, – решительно отрезал Рекс.
И он еще плотнее прижал ее к своей груди.
– До сих пор некому было о тебе позаботиться. Теперь я собираюсь этим заняться. Просто предоставь все мне, Фенела, нежная моя, и обещаю: либо я сделаю тебя счастливой, либо погибну в борьбе за твое благополучие!
Он вновь покрыл лицо девушки поцелуями, и у нее недоставало больше сил хоть как-то выразить свой протест. Ее губы, захваченные его губами, попытались было что-то произнести, но он заглушил все попытки поцелуем.
«Ах, отчего не дать Рексу полную волю? – пронеслось в голове у Фенелы. – К чему сопротивляться?»
Течение жизни уносило ее, оно уже вышло из-под контроля. Все, чего сейчас хотелось Фенеле, – это объятий Рекса, его рук, его жадных губ на своем лице!
– Я люблю тебя!
Она услышала свой собственный голос как бы со стороны – горячий, дрожащий от неведомой ей прежде страсти: ведь она сама не знала, что способна на такое безумие!
Глава четвертая
Фенела быстрым шагом пересекала лес, пока не вышла на маленькую полянку, где стояла старая, разломанная простая деревенская скамейка.
Молодая поросль наполовину скрывала ее, а сверху нависали огромные ветви каштанов. Когда-то это место служило излюбленным убежищем для маленьких Фенелы, Реймонда и My – чуть ли не с самого их младенчества.
Когда бывало плохо, они прятались здесь, чтобы втайне облегчить душевные раны, или поверять друг другу свои беды, или вместе составить план, как им одолеть общего врага…
Сегодня Фенела пришла сюда одна, но с местом этим было связано столько воспоминаний, что само присутствие здесь уже действовало на девушку успокаивающе и хотя бы отчасти смягчало охватившую ее безысходную скорбь.
Фенела опустилась на скамью и спрятала лицо в ладони. Нет, она не плакала, слезы казались ей теперь слишком большой роскошью, как будто она уже переступила грань человеческого отчаяния и чувствовала себя совершенно потерянной, как бы уже и несуществующей – и даже не было сил позвать на помощь.
34 
