Особенно,... 
104 
Поппи улыбнулась:
— Это замечательно, Гарри…
Но он не ответил на ее улыбку, устремив на нее холодный оценивающий взгляд.
— Где ты была сегодня? — поинтересовался он, склонив голову набок.
Радость Поппи улетучилась, когда она поняла смысл его вопроса.
Он ей не доверяет.
Он думает, что она ездила к Майклу.
От ощущения несправедливости и обиды ее лицо застыло.
— У меня были кое-какие дела, — отрывисто произнесла она.
— Какие?
— Я предпочла бы не говорить.
Лицо Гарри приняло жесткое и неумолимое выражение.
— Боюсь, у тебя нет выбора. Тебе придется рассказать мне, где ты была и с кем виделась.
Покраснев от гнева, Поппи стремительно отвернулась от него и сжала кулаки.
— Я не обязана отчитываться за каждый свой шаг, даже перед тобой.
— Сегодня отчитаешься. — Его глаза сузились. — Я жду, Поппи.
Она недоверчиво рассмеялась:
— Чтобы ты мог проверить потом, не солгала ли я тебе?
Его молчание было само по себе ответом.
Задетая и разъяренная, Поппи взяла свою сумочку, лежавшую на столике, и принялась рыться в ней.
— Я была у Лео, — резко бросила она, не глядя на него. — Он подтвердит мои слова, а также кучер. А потом я отправилась на Бонд-стрит, чтобы забрать одну вещь, которую я заказала для тебя. Я хотела дождаться подходящего момента, чтобы подарить ее тебе, но теперь это невозможно.
Вытащив из сумки небольшой бархатный мешочек, она подавила соблазн запустить им в Гарри.
— Вот доказательство, — буркнула она, сунув его ему в руки. — Я знала, что ты никогда не купишь их себе.
Гарри медленно открыл мешочек и позволил находившемуся внутри предмету выскользнуть ему на ладонь. Это были часы в золотом корпусе, изысканно простом, не считая выгравированных на крышке инициалов «ДГР».
Странно, но со стороны Гарри не последовало никакой реакции. Он стоял, нагнув голову, так что она не могла видеть его лица. Сомкнув пальцы вокруг часов, он глубоко и прерывисто вздохнул.
Гадая, не совершила ли она очередную ошибку, Поппи слепо повернулась к шнуру звонка.
— Я надеялась, что тебе понравится, — произнесла она ровным тоном. — Я позвоню насчет обеда. Я голодна, даже если ты…
Внезапно Гарри схватил ее сзади, обвив руками, одна из которых все еще сжимала часы. Все его тело дрожало, угрожая сокрушить ее мощными мускулами. Голос был тихим и полным раскаяния:
— Извини.
Поппи расслабилась в его объятиях и закрыла глаза.
— Проклятие, — сказал он, уткнувшись лицом в ее волосы. — Мне очень жаль. Просто я подумал, что у тебя сохранились чувства к Бейнингу… Это вызывает во мне не лучшие качества.
— Это еще мягко сказано, — мрачно отозвалась Поппи. Однако повернулась в объятиях и прижалась к нему, скользнув рукой ему на затылок.
— Я весь извелся, — ворчливо признался он. — Я не желаю, чтобы ты переживала за кого-либо, кроме меня. Даже если я этого не заслуживаю.
При мысли о том, что быть любимым для Гарри пока еще непривычно, обида Поппи растаяла. Дело не в том, что он не доверяет ей, он сомневается в себе. Наверное, в том, что касается ее, он всегда будет собственником.
— Ты ревнуешь, — мягко укорила она, притянув его голову к себе на плечо.
— Да.
— И напрасно. Я ничего не испытываю к Майклу Бейнингу, кроме жалости. — Она скользнула губами по его уху. — Ты видел гравировку на часах? Нет? Она внутри крышки. Посмотри.
Но Гарри не шелохнулся, продолжая держаться за нее, как за спасительный канат. Поппи подозревала, что он был слишком переполнен чувствами, чтобы заняться чем-нибудь другим в этот момент.
— Это цитата из Эразма, — сообщила она. — Любимого монаха моего отца, после Роджера Бекона. «Нет большего счастья для человека, чем быть самим собой». — Гарри молчал, и она не удержалась, чтобы не добавить несколько слов: — Я хочу, чтобы ты был счастлив, нелепый ты человек. Я хочу, чтобы ты понял, что я люблю тебя именно за то, какой ты есть.
Дыхание Гарри сделалось затрудненным и неровным. Он обнимал ее так крепко, что понадобилась бы сотня мужчин, чтобы разорвать объятие.
— Я люблю тебя, Поппи, — прерывисто произнес он. — Я люблю тебя так сильно, что это настоящий ад.
Поппи подавила улыбку.
— Почему ад? — сочувственно спросила она, гладя его по затылку.
— Потому что теперь я рискую очень многое потерять. Но я все равно буду тебя любить, так как не вижу способа прекратить это. — Он осыпал поцелуями ее лоб, веки и щеки. — Во мне столько любви к тебе, что я мог заполнить ею несколько комнат. Нет, зданий. Ты была бы окружена ею, куда бы ни пошла, ты бы дышала ею, ощущала ее вкус, чувствовала бы ее кончиками пальцев… — Он пылко приник к ее губам, заставив приоткрыть рот.
104 
