38 
– Идем же.
Она не ответила. А он не стал дожидаться ответа.
– Прошу меня извинить, – сказал он, обращаясь к присутствующим. – Джина скоро вернется.
Его сердце едва не выпрыгнуло из груди от радости, когда она, не делая попыток к сопротивлению, пошла за ним к двери, отделяющей зал ресторана от открытой веранды.
Свежий морской ветер несколько остудил его разгоряченную голову. Чтобы вернуть расположение этой женщины, ему нужен трезвый разум, а не горячечная страсть. Но разум отступил перед настоятельной потребностью прижать ее к перилам и заключить в крепчайшие объятия.
– Бога ради, Джина, взгляни на меня! Я не знаю, что мне еще сделать, чтобы убедить тебя: Мишель тебе солгала!
И вот оно пришло, то мгновение, когда она подняла на него янтарные глаза, потемневшие от муки, которая терзала ее сердце.
– Какое это имеет значение, Алекс?
– Имеет.
– Потому что ты еще не насытился мной?
– Джина, я не отпущу тебя.
– Отпустишь… рано или поздно, – возразила она с горькой уверенностью. – Похоже, Питер был прав. Ты пойдешь на все, чтобы выиграть. Для меня нет места в твоем мире.
– Есть. Рядом со мной.
– С Сахарным королем? Который ворочает состоянием, равным обороту хорошего банка? Наследником имения?
– Я человек, который нуждается в том же, что и всякий другой.
– У тебя, Алекс, потребностей больше, чем у других. Может быть, ты не заметил, что мои родные боятся тебя. Как можно отказаться от приглашения Кинга? Твоя семья – сила. А ты только хочешь доказать мне, что не обманывал меня. Ты поставил их в безвыходное положение. Как я теперь им объясню, зачем ты их приглашал?
– Ситуация говорит сама за себя. Мне нужны серьезные отношения с тобой, Джина.
– Я дочка обыкновенного фермера.
– Ты – необыкновенная!
– Вдова простого рыбака. С маленьким ребенком. Я не гожусь для тебя.
– Я буду счастлив видеть в Марко своего сына. Он бесподобный ребенок.
– Да! Но он не твой! Ты захочешь иметь собственных детей. – Она сжала кулаки и стала осыпать его ударами. – Но мы не игрушки, которые можно бросить, когда подвернется что-нибудь более привлекательное.
– Я тоже не такой! – взорвался Алекс и перехватил ее запястья. – Джина, почему ты слушаешь не меня, а тех, кто на меня клевещет? Мишель хотела убрать тебя с дороги. Оуэн хочет тобой воспользоваться. А ты им позволяешь разлучать нас! А то, что ты чувствовала со мной? Это разве ничего не значит?
Она скривилась от боли, вглядываясь в его глаза.
– А ты, Алекс, что ты чувствовал со мной?
Алекс сделал глубокий вдох, призывая на помощь всю свою силу убеждения.
– Явление второе. Возлюбленные и отрицательный герой, – громко объявил Оуэн, выходя на веранду и прикрывая за собой дверь.
Джина вырвалась из объятий Алекса. Оуэн криво усмехнулся и подошел ближе.
– Я помню, что обещал не вмешиваться, но мне бы не хотелось, чтобы Алекс совершенно смешал меня с дерьмом. Джина, он сказал тебе, что это я был с Мишель в саду в тот вечер?
Алексу захотелось превратить его лицо в гнилой помидор, но он сдержался. Нельзя отпугнуть Джину!
– В любом случае это Алексу Кингу известно. И наверняка он думает, будто я вступил в сговор с Мишель, чтобы помешать развитию ваших отношений, и предложил тебе работу в каких-нибудь корыстных целях. Но это неправда. Я говорил серьезно, когда поклялся, что буду относиться к тебе как старший брат. Пусть я не отличаюсь примерной нравственностью, но все-таки отлично понимаю, в чем разница между Мишель и тобой. И поверь, я не подстрекал Мишель, когда она решила облить тебя грязью.
– Но вы догадывались, что она это сделает, – произнесла Джина без всякого выражения на лице.
Оуэн кивнул.
– Я был не в силах ее остановить. Мишель думает только о себе.
– Как и вы, Оуэн, – ядовито вставил Алекс.
– А вот тут все не так просто. Еще неделю назад я бы с вами согласился. И вот оказалось, что мне далеко не все равно, когда Джине плохо. И неважно, кто ее обижает: вы или кто-нибудь еще. У нее удивительный голос. Его должны услышать ценители прекрасного. И я могу ей в этом помочь. Так что не распространяйте ваше мнение обо мне лично на мои предложения. Поймите, Алекс: от этого пострадает будущая карьера Джины. А в пении открывается вся ее прекрасная душа. Лишите ее пения – и душа может увянуть.
Такого признания Алекс не ожидал от Оуэна, как не ожидал и той искренности, с которой оно было сделано. Может быть, Джина затронула какую-то струну в душе пианиста? Алекс был вынужден признать, что это вполне возможно.
38 
