41 
Сердце у нее колотилось так, что сил для торопливой ходьбы–бега уже практически не оставалось. Так и не добежав до своего двора, она нырнула в первую попавшуюся арку–подворотню и в темной ее глубине прижалась мокрой от пота спиной к холодной шершавой стене, прислушиваясь к приближающимся шагам ночного прохожего. Он быстро прошагал мимо, мелькнув в арочном просвете скукоженной своей долговязой фигурой – слава богу… Вздохнув, она с облегчением оторвала спину от стены, распрямила онемевшие в коленках ноги. А в следующий миг даже не успела толком испугаться – чья–то сильная рука обхватила сзади ее за шею, и острое холодное лезвие ножа ткнулось ей куда–то под подбородок.
Это был уже не испуг. Это было что–то другое. Это было то, чего никогда и ни за что не могло с ней случиться – она так раньше всегда думала. Потому что такое случается только с другими. Про такое рассказывают в криминальных новостях каждый вечер по телевизору, про такое снимают свои фильмы–ужасы гениальные американские режиссеры и получают потом за это свои заслуженные «Пальмовые ветви» да «Оскары», про такое рассказывают с жутковатым придыханием из уст в уста знакомым и соседям… А вот с ней, с Асей Макаровой, такого случиться просто не могло. Внутри нее все возмущалось, протестовало и пыталось объяснить кому–то неведомому, что нет, нет, и еще раз нет – с ней такого произойти не может… Тут какая–то ошибка судьбы – нет, нет и еще раз нет… Ей даже удалось тихонько, совсем тихонько пискнуть это слово вслух:
— Нет…
— Тихо. Еще раз пикнешь – убью, – четко проговорил у нее над ухом мерзкий мужской голос. В следующий момент она почувствовала, что идет. Вернее, не идет, а передвигает бесчувственными ногами назад, движется следом за этой жесткой рукой и острым лезвием ножа, пятится вместе с ними куда–то вглубь арки, все дальше и дальше, в чужой заброшенный двор, и по–прежнему внутри у нее все отчаянно сопротивляется, и кричит свое «нет», а тело, напротив, все больше и больше безвольно обмякает и виснет на этой руке, так больно сдавившей ее шею. А мерзкая рука уже шарит торопливо по пряжке ремня на джинсах, и грубо трясется–колотится, и такое же мерзкое сипло–укороченное дыхание бьет горячо в затылок…
И вдруг что–то произошло. Ася, конечно же, так и не поняла, что такого могло произойти в следующий момент, но только почувствовала вдруг – произошло что–то хорошее. Для нее. Рука, сжимающая ее горло, вдруг дернулась резко и отпустила разом, и от неожиданности она сразу уселась на землю – ноги не удержали. И тут же услышала за своей спиной странную возню - там, похоже, была драка. Она снова с трудом поднялась на ноги, с трудом развернулась лицом к происходящему — и правда, драка… Двое мужчин лежали на земле и отчаянно барахтались–перекатывались с одного на другого, и злобно и яростно пыхтели–кряхтели; один из них держал в очень смуглой – Асе даже с перепугу показалось, черной руке нож, а другой мертвой хваткой вцепился ему в эту руку и удерживал ее изо всех сил. Приглядевшись, в этом «другом» Ася узнала долговязого уличного преследователя в плаще с поднятым вортником, а еще более осознанно приглядевшись, поняла вдруг, что спаситель ее в этой драке находится совсем даже не на высоте, и что еще немного, совсем чуть–чуть стоит поднапрячься черной руке, сжимающей нож, и спаситель ее горько пожалеет о своем благородном порыве, и будет это чувство самым последним в его жизни… Оглядевшись лихорадочно по сторонам в поисках хоть какого–нибудь тяжелого предмета и ничего такого, конечно же, поблизости не обнаружив, она не нашла ничего лучшего, как быстро стянуть с себя ветровку и накинуть на голову оказавшемуся в этом момент сверху то ли маньяку, то ли убийце, да еще и впиться сквозь тонкую ткань куртки ногтями ему в лицо с такой силой, что тот лишь замотал головой от наглой такой неожиданности и инстинктивно замахал руками, то есть ослабил хватку и выпустил нож из своей черной руки. А может, не черной, а просто очень смуглой – черт его знает, в темноте и не разберешь… А долговязый спаситель мигом ситуацией и воспользовался, и мигом завладел холодным оружием врага. И вот уже враг вскочил на ноги и убегает, топоча, через темную арку на другую улицу – мерзкое кривоногое создание, несущее в себе горе, смерть, отвращение и ужас…
— Ты как, женщина? С тобой все в порядке? Не успели тебя обесчестить? — опускаясь в изнеможении на землю и держа голову в руках, хрипло и немного насмешливо спросил долговязый и тут же застонал протяжно: — Ой, зараза, больно–то как… Проехался таки по мне перышком порядочно, сволочь черномазая…
41 
