Именно веселой ночи, а не «приятных снов», отметила Эйнсли. Дэниел прогулочным шагом направился в холл, возможно, выкурить сигару или сыграть в карты. И Кэмерон без слов отпустил его, а Эйнсли подумала, не стоит вмешиваться в их отношения в первый же вечер, как она стала леди Кэмерон Маккензи.
«Леди Кэмерон». Потребуется время, чтобы привыкнуть к этому.
— Ты уже устроился? — радостно спросила Эйнсли.
Кэмерон подошел к ней, взял у нее расческу и положил на стол. Покрывая горячими поцелуями ее шею, он начала расстегивать пуговицы у нее на ночной рубашке.
— Думаю, сегодня все пуговицы? — Эйнсли прикрыла глаза и прислонилась к нему.
Кэмерон укусил ее за щеку. Его пальцы быстро расправились с пуговицами, и он запустил руки внутрь ночной рубашки.
— Я умираю без тебя.
Умираю. Да. Именно так. Эйнсли несколько недель сгорала от желания, находясь с ним рядом. Они вместе сидели в поезде, пока ехали в Дувр, Дэниел сидел напротив, а потом, стоя бок о бок, но, не касаясь друг друга, наблюдали с парома, как удаляется Англия. Настоящая мука.
У Кэмерона взыграла кровь, когда он вдохнул знакомый запах, такой приятный и соблазнительный. Он взглянул на нее, увидел блуждающую на губах полуулыбку и, озорной блеск в глазах. «Жена моя, я жить без тебя не могу».
«Моя жена».
Груди Эйнсли в его руках налились тяжестью, а он продолжал сладко мучить ее жаркими прикосновениями своего рта. Потом его рука скользнула ниже, к шелковистому холмику между ног, где уже скапливалась влага, Эйнсли судорожно вздохнула, и этот вздох и ее запах, теплый и возбуждающий, еще больше разожгли кровь Кэмерона.
Он протянул руку и погасил газовую лампу. Комната погрузилась в темноту, именно этого Кэмерон и хотел. На нем слишком много шрамов, слишком много старых ран, которые он хотел скрыть от глаз Эйнсли.
Кэмерон снял с Эйнсли ночную рубашку. Она оперлась одной рукой на туалетный столик, всем своим видом демонстрируя: невозмутимая, обнаженная любовница приготовилась увидеть обнаженным своего мужчину.
Кэмерон расстался с пиджаком, шейным платком, жилетом, сильно накрахмаленной рубашкой. Как много слоев одежды оказалось между ними! Он стянул с себя нижнюю рубашку, сдернул чулки и туфли и в нерешительности остался в одном только килте. Кэмерон не возражал, если Эйнсли увидит у него шрамы на ногах, но он не был уверен, что ей надо видеть ужасные шрамы у него на ягодицах.
Эйнсли подцепила пальцем пояс килта и потянула к себе:
— Давай парень, не будь таким застенчивым.
Кэмерон расхохотался. Кэмерона Маккензи никогда в жизни не называли застенчивым.
Какого черта? Он расстегнул килт, позволил ему упасть на пол и уселся на стул. У изящного стула из туалетной комнаты под тяжестью Кэмерона зашатались тонкие ножки.
Эйнсли лукаво улыбнулась и пробежалась пальцами по увеличившейся в размере и уже пульсирующей плоти. Кэмерон застонал, чувствуя, как огонь разжигает его плоть. «Умереть без тебя — вовсе не преувеличение», — подумал он.
Кэмерон обхватил ее за талию и потянул к себе, направляя ее прямо на восставшую плоть. Эйнсли прикрыла глаза, на лице отразилась вся глубина страсти, которая раздирала ее вожделеющее тело.
«Наконец я вернулся туда, где ощущаю себя своим», — подумал Кэмерон. Его плоть глубоко вошла в теплое тугое лоно Эйнсли.
Кэмерон обхватил руками ее бедра и стал покрывать поцелуями шею, тихонько покусывая ее. Из горла Эйнсли вырвался сладостный стон. Он целовал ее, посасывая кожу, словно ставил свои отметины. «Моя. Никто больше не нужен». Черт, какое удовольствие произнести эти слова вслух.
Эйнсли прижималась к нему всем телом, инстинктивно желая слиться с ним в единое целое. Кэмерон направлял ее движения и установил ритм, который должен был принести им обоим наивысшее наслаждение.
Полная грудь Эйнсли с напряженными сосками прижималась к его груди. Она страстно целовала его, задыхаясь от охватившего ее желания.
— Вот так, — прошептал Кэмерон, покусывая ей мочку уха. — Вот так люби меня, моя Эйнсли.
Ее ответом стал тихий стон удовольствия.
— Ты такая тугая и влажная, — выдохнул Кэмерон, — такая грешная, Эйнсли. — Его сердце забилось еще быстрее, когда она что-то промурлыкала в ответ.
Их движения становились все быстрее, стул скрипел под тяжестью тел. Ноги Эйнсли крепко обхватили талию Кэмерона, он уперся голыми ногами в ковер, запустил руки в шелковистые волосы Эйнсли и… пропал.