— Немного. И думаю, что ты очень наблюдательна.
Глаза Эммы снова расширились:
— Правда?
— Наблюдательна и умна. Но мне кажется, тебе следует быть осторожней и не очень увлекаться. Я знаю, ты думаешь, что его любишь, но…
— Я на самом деле его люблю! — крикнула Эмма.
— Хорошо, на самом деле. Но молодой человек с большой злобой, наверное, не может любить полно, или даже обращаться с тобой так, как ты этого хочешь. Так, как ты этого заслуживаешь. Злоба не оставляет много места для любви.
— Я могу изменить это. Я могу сделать его не таким злым. Я могу сделать его счастливым.
Клер уловила отзвуки своих собственных слов в возрасте Эммы:
— Нелегко изменить человека — я бы на это не рассчитывала. Просто будь немнег.о непредусмотрительней и тогда станет чуть легче, если все обернется не так, как ты хочешь. Ты не должна проводить с ним каждую минуту, и не должна спать с ним.
— Я и не спала.
— Хорошо.
— Но что с того, если бы и спала? Что в этом было бы ужасного? Мы два взрослых человека; мы не дети и не дураки — и сами можем о себе позаботиться.
— Эмма, мы столько раз об этом говорили…
— Мы бы не делали ничего глупого: я не собираюсь получить СПИД.или что-нибудь в этом роде.
— Это не единственное, о чем я беспокоюсь; я беспокоюсь, как бы тебе не причинили боль, и я думаю…
— Ты вечно беспокоишься! Ты всегда толкуешь о том, что надо быть осторожней и… предусмотрительней. Ты так занята своим беспокойством, что даже не живешь! Я хочу сказать, что это было замечательно, когда ты работала и заботилась обо мне одна, но ведь это все. Ты никогда никуда не выезжала, и не заводила новых друзей и не имела любовников и так далее: ты просто проживала каждый день, но не жила! Теперь ты можешь делать все, что хочешь, потому что ты богата, но теперь ты старая… — Она увидела, как у Клер поднялись брови. — Ну, не совсем старая, я не это хотела сказать, но и не молодая ведь — то есть, я полагаю, ты среднего возраста — и я не собираюсь ждать, когда тоже стану среднего возраста или старой; я собираюсь жить сейчас, пока молода. Я не хочу быть как ты, я хочу быть собой, и делать все, и жить!
Клер сидела тихо, глядя на ее сжатые руки. Слова Эммы ударяли по ней, как глыбы свинца. Эмма никогда так с ней не говорила: она всегда была спокойной, и послушной, и милой. Нет, конечно, время от времени она становилась капризной и упрямой, но даже тогда Клер чувствовала, что они были как сестры, а не как-то иначе. У других матерей были неприятности с дочерьми, но у Клер никогда не было даже маленьких проблем. До сих пор. Она глубоко вздохнула:
— Я не говорю тебе, что надо не жить. Я думаю, у тебя и так была прекрасная жизнь, и может быть не менее прекрасная жизнь без Брикса Эйгера в ее центре. Эмма, мне кажется, что если ты слишком увлечешься им, то это будет твоей ошибкой: у меня просто такое чувство.
— Но это твое чувство, а не мое! Ты так думаешь только потому, что мой отец тебя бросил, поэтому и меня должны бросить.
— Нет, я не так думаю. Кроме этого есть еще много другого, много способов причинить боль. Я не хочу, чтобы ты совершила ошибку, из-за которой будешь потом страдать…
— Ты не можешь удержать меня от всех ошибок в мире: это невозможно. Так что оставь мне мои ошибки! Ты делала что хотела — тебе повезло, что у тебя не было родителей, которые говорили…
— Повезло?
— Ой, извини, извини, я не это имела в виду. Я только хотела сказать, что никогда не отговаривали тебя от замужества.
— Друзья отговаривали — я не слушала. Не могу сказать, что жалею о том, что вышла за Теда, потому что у меня есть ты, но если бы мои родители были бы живы, то они могли мне помочь принять другое решение.
— Ты бы и их не слушала, — сказала Эмма самоуверенно. — Ты бы все равно сделала так, как хотела, так, как…
— Как ты?
— Ты должна доверять мне! — закричала Эмма.
— Я и доверяю. Но время от времени мы можем воспользоваться чьей-то помощью, кто-то нам может сказать, указать другое направление или просто посоветовать… Когда Ханна делает это, я ей благодарна.
— Ханна вмешивается, — сказала с презрительностью юности Эмма. — Она мне нравится, но ей надо знать, когда следует заниматься своими делами, а не чужими.
— Она живет с нами. Мы одна семья. И если Ханна заботится о нас и думает, что наши дела и ее, то мы должны быть благодарны. Это большой мир, но только немного людей действительно могут помочь.