Особенно,... 
51 
— Ты отвечаешь за эту девушку. Это ты понимаешь?
— Боже, пап, конечно. Она в порядке. Все отлично. Тебе не о чем беспокоиться. Встретимся завтра в аэропорту.
— Я рассчитываю, что ты прибудешь раньше нас. Я не собираюсь переносить полет до дома ради тебя. Это ясно? Ты должен быть в Анкоридже до девяти.
— Пап, послушай, я постараюсь сделать это как можно быстрее…
— До девяти. И никак иначе. Где Эмма?
— В своей комнате.
Квентин поднял брови. Он собрался что-то сказать, но потом одумался. Поглядел на Клер:
— Эмма в своей комнате, попросить оператора соединить с ней?
Клер встретилась с его глазами:
— Да, спасибо. — Она взяла аппарат, который претянул ей Квентин и села за его стол, слушая все повторяющиеся гудки.
— Привет, что, долго звонило? — сказала Эмма. — Я была в душе.
Клер вслушалась в голос дочери, медленный, чувственный, чуть сонный. Это был голос любовницы. Она едва узнала ее.
— Эмма, — сказала она.
— Мама? А, ты получила наше сообщение. Я собиралась звонить тебе, как только выйду из душа. Я не могла поговорить с тобой раньше, потому что Брикс не хотел беседовать с отцом и просто оставил сообщение для вас обоих. Но, по крайней мере, ты узнала, где я.
Не ругай ее: сейчас не время.
— Ты заставила нас поволноваться, — сказала Клер, стараясь, чтобы это прозвучало легко.
— Знаю, знаю, извини. Я знаю, что ты волновалась. Я вправду очень сожалею. Я не знаю, как это случилось; мы были в этом «Тотем Инн» — там огонь в камине, было так тепло и уютно, и мы просто с голоду умирали, и замерзли, конечно, после плота, и сначала было, семь тридцать, а потом вдруг — больше девяти. Это не вина Брикса, ты не можешь его осуждать: это просто случайность. Брикс сказал, что мы встретимся завтра в Анкоридже, он обо всем позаботится. Я правда извиняюсь, я знаю, как ты беспокоилась, но со мной все отлично, не о чем волноваться. Мы просто вернулись поздно, и корабль уже отплыл. Я хочу сказать — мы его даже видели — разве это не невероятно, что солнце светит так поздно? То есть, было больше девяти, а светло, как днем — и поэтому мы видели, как вы отплывали, но ничего не могли поделать. Ведь капитан ради нас бы не вернулся. Я очень разволновалась, пока Брикс не сказал, что он возьмет билеты на самолет или вертолет и мы встретимся с вами завтра. Так что все отлично, и я отлично, и не о чем беспокоиться. Мне очень жаль, что я заставила тебя понервничать, но мы же это не нарочно, и, кстати, никакой трагедии здесь нет; ты понимаешь. Это с каждым может случиться. Наверное, так часто и происходит.
Пятьсот девяносто восемь других пассажиров вернулись вовремя, подумала Клер, но вслух этого не сказала. Она слушала возбужденное чириканье Эммы и размышляла, какой же секрет она старается скрыть. Ей хотелось знать, закрыта ли дверь в ее комнату и останется ли она закрытой. Но способа это выяснить у нее не было.
— Я буду ждать тебя завтра в аэропорту, — сказала она. — Я рада, что у тебя все в порядке. Спокойной ночи, дорогая.
Квентин был около бара:
— Стакан вина? Или чего-нибудь покрепче?
— Вина, спасибо.
Он налил себе скотч и протянул ей стакан вина, а затем сел на кушетку.
— Я рад вас видеть. Я скучал по вам. Клер не слушала его.
— А не мог бы Брикс спланировать что-то в этом роде?
— Мог. Но только если он был с согласной на это девушкой. Эмма такая?
— Я так не думаю. Эмма любит, чтобы было по ней, но она не особая искательница приключений. Я не думаю, чтобы она сделала что-нибудь подобное. А Брикс привезет ее утром в Анкоридж?
— Да. За это ручаюсь. А мать Эммы любит приключения?
Клер поглядела на него долгим взглядом.
— Не знаю.
— Мы можем это выяснить. — Он подошел к ней и взяв за руку, сдернул со стула, так, что она оказалась стоящей рядом. — Я думал о вас все это путешествие, Клер: я скучал. Однажды я сказал вам, что вы милая женщина и умная, а вы ушли от меня, и я так и не понял, что же вы хотели услышать. — Его лицо было так близко. Клер попыталась проникнуть внутрь него и понять, что было за глазами, но они были гладкие как стекло, как вода в Ледниковом Заливе — отражали ее лицо, но ничего не открывали. — Так хорошо, — пробормотал он, и обхватив ее лицо руками, поцеловал ее, открывая ее губы своими.
На этот раз поцелуй был горячим, с настойчивостью, которой в нем не было раньше. В Клер пробудились старые страхи. Она обвила Квентина руками, а он прижал ее ближе к себе, положив руку ей на грудь и настойчиво действуя языком у нее во рту. У Клер закружилась голова от желания. Она очень давно не была с мужчиной, но в этом было что-то большее: она хотела именно Квентина, со всей его запутанностью, со всем тем, что она не понимала в нем, даже с тем, что ей не нравилось. Ее влекло к нему, так же как и его друзей, и она раньше не осознавала, как была возбуждена рядом с ним, и какое одиночество испытывала, когда он не замечал ее все последующие дни. Все это время она думала, что поглощена дикой красотой Аляски, а на самом деле, видимо, желала его, и взвинченная до крайности, ждала.
51 
