38 
— Кому же из вас пришло в голову позвонить в психушку? — спросила Галя, в упор глядя на Вадима.
— Ее матери. Я не стал ее отговаривать. Я тоже испугался, что Мария-Елена может что-нибудь с собой сделать. Она крушила все подряд.
— Эх ты! — вырвалось у Галины.
— Но ведь я хочу ей добра. Мне показалось, у нее началась горячка. У нас в полку один парень вот так же начал все вокруг крушить, а потом взял и выстрелил себе в рот. Мы даже не успели отнять у него револьвер.
— Ее не так-то просто будет вызволить отсюда. Ты это понимаешь?
— Но здесь ей, по крайней мере, подлечат нервы. Последнее время Мария-Елена была ужасно нервной.
— Здесь нервы не лечат. Здесь разрушают психику. Навсегда. Разве ты этого не знал?
— Но у нее есть мать. Она может завтра же забрать ее отсюда.
Галина медленно покачала головой.
— Мария Лукьяновна Берестова, да будет тебе известно, палец о палец не ударит для то-го, чтобы вызволить дочку из психушки.
— Но я же не знал… — Вадим встал. — Я хочу ее видеть.
— Она спит. Я сделала ей укол реланиума.
— Но я хочу с ней попрощаться. Где она?
— Идем. Но только без глупостей. Слышишь?
Муся спала на боку лицом к стене. Ее длинные спутанные волосы свесились до самого пола. Она стонала во сне, чмокала губами, шептала что-то неразборчивое.
— Я хочу остаться с ней наедине, — сказал Вадим и шагнул к кровати. — Я не сделаю ей ничего плохого.
Поколебавшись секунды две, Галина вышла в коридор и плотно прикрыла за собой дверь. Но на ключ запирать не стала.
— Что там стряслось? — спросил медбрат, обходивший коридоры. — Привезли нового беднягу? А почему положили в «люкс»?
— О, это очень важная шишка. Дочка директора какого-то торга, — глазом не моргнув, соврала Галина. — Перед ней все на цырлах будут стоять.
— У нее там кто-то есть?
— Отец. Он души в ней не чает.
— Да ты что, спятила? А если Левыч узнает?
— Они с Левычем какие-то родственники. Он при мне ему звонил, и тот разрешил. Так что мы ничего не видели и ничего не знаем. Ясно?
— Да уж, куда ясней. А что с девицей? — полюбопытствовал медбрат.
— Думаю, самая обыкновенная истерика. Избалованная цаца, сам понимаешь.
Медбрат понимающе покачал головой и удалился, шаркая подошвами по линолеуму.
Галина присела на верхнюю ступеньку лестницы и задумалась. У нее вдруг созрел в голове план. Она была на все сто уверена в том, что Вадим поступит именно так, а не иначе. Галина знала, что ее как соучастницу с треском выгонят из больницы, но для Муси это было единственным спасением. А потому плевать она хотела на это поганое место.
Она сплюнула на лестничную площадку — она не делала так уже целый год — пошарила в кармане в поисках сигарет. Увы, она забыла их в кабинете.
Между тем Вадим наклонился над Мусей и сказал:
— Девочка моя, я тебя люблю. Прости, что заставил тебя страдать. — Он погладил ее по щеке, с трудом сдерживая слезы. Внезапно он поднял Мусю на руки и бросился к двери. — Эй! — негромко окликнул он, выйдя в коридор. — Ты где?
Уже через секунду Галина была рядом.
— Я увезу ее, ясно? Пускай все знают: Вадька Соколов никакой не мудак. Ты сможешь устроить так, чтоб нас пропустили на волю? Я готов заплатить.
— Иди за мной, — решительно сказала она.
В длинных грязных коридорах больницы было довольно холодно — заведение было связано подземными переходами с городским моргом. Внезапно Галина распахнула какую-то низенькую дверь, и они очутились под звездным небом. В лицо терпко дышали степные травы.
— Ты поставил машину у главного входа? — спросила Галина.
— Да. Но вряд ли найду дорогу.
— А кто тебя просит? Давай ключи. Я сама пригоню машину.
…До появления главврача Галина привела в порядок картотеку, разобрала бумаги на столе, вытерла отовсюду пыль.
«Скорей бы утро. Я так хочу почитать Андрюшин дневник, — думала она, глядя в посеревшее окно. — Ну почему я не сделала этого раньше? Какая же я дура! Спрашивается, чего мне бояться теперь, когда Андрюши больше нет на свете? Я знала, он мне изменял, но ведь мы с самого начала были с ним не на равных. Я сама ему все рассказала о том, что было со мной в прошлом. Да, сама — он меня за язык не тянул. — Она вздохнула, зажмурила глаза и энергично потрясла головой, словно пытаясь отогнать какие-то ужасные воспоминания. — Если бы Эвелина Владимировна не показала мне ту фотографию, на которой Андрюша улыбается белокурой девице, я бы… я бы никогда ему не изменила. Я решила ему отомстить… О Господи, какие же мы, бабы, дуры».
38 
