Но... читается легко и любовь-морковь
310 
– Проходите, детки, проходите, – бормотала ведьма. – От, на лавку садитесь, пожитки складывайте, а я покуда туточки управлюсь.
Она постарушечьи долго копошилась с замками и засовами, затыкала какието щелочки, наводила охранные чары, причитала под нос:
– Бедные, бедные детки! Хорошо, до меня, старой, достучались! В наших краях, упасите боги, на ночь без крова остаться. Такто, гости дорогие!
Гости дорогие изнывали от любопытства.
– Да что у вас за напасть приключилась, бабушка? – спросила Меридит, сбиваясь, в тон старухе, на архаичный слог. – Поведайте, может, поможем чем?
Старуха замахала руками:
– Ии, милая! Да разве может воин нашей беде помочь? На что я – ведьма не из последних, и то одолеть злую силу не могу. Вот слушайте.
Пришли мы на эти земли лет уж триста как. Орки нас из родных мест выбили. Пришли, да тут и остались, дальше пути не стало. Поначалу разное случалось, ведь вот он, Черный лес, под боком. Озоровала нежить, не без этого. Потом присмирела, в глушь ушла. Согнала я их ведовством своим.
Обжились мы с годами неплохо. Тепло тут, урожай богатый, травы хорошие – можно скотину держать. Налог платить некому. Разбойники вовсе не заглядывают, леса боятся. А мы к нему привычные – и он нас знает, на полтыщи шагов в чащу пускает. Хворосту, грибочков собрать, деревьев на избы свалить – все позволяет. К северу от нас еще села есть, за невестами к ним посылаем, – ничего, так и жили помаленьку… Все бы хорошо, да вдруг, год ли, полтора назад, по осени, смотрю – что такое?! Лес будто чужой в одночасье стал! Синь вся ушла – рыжий стоит! Тогда еще почуяла недоброе! День рыжий стоит, другой, третий. На четвертый синь воротилась, да только нам с той поры покоя нет.
Днем все попрежнему катится, но только солнце сядет – беда! Лезут чудища лесные, упыри не упыри, лешаки не лешаки, один демон их разберет. Страшны – от одного вида люди мрут! Посевы, огороды портят, скотину не запрешь – грызут, кого на дворе по темноте застанут, тому уж не жить. В клочья раздерут, мокрого места не останется. Не то глотку разворотят, кровь слакают, тело бездыханное в колодезь скинут. И больше из этого колодца пить нельзя, новый копай.
Так и маемся. Темноты боимся, ночью по избам хоронимся. Туда им хода, видно, нет. Поцарапают, поколотят в дверь, повоют, да на рассвете прочь и уйдут. А нам убытки считать. Обеднели совсем. Нет, видно, срок пришел с насиженного места сниматься. Судьба так повернула.
– И колдовство их не берет? – подетски округлив глаза, спросила Ильза.
Старушка с досадой отшвырнула связку ключей.
– Не берет! Хоть ты тресни! Все средства от нежити перебрала! Уж такую пакость варила, какую теперь и не помнит никто. Бабка покойница меня научила, да строгонастрого наказывала без крайней нужды не вспоминать… Не берет!
– Так, может, они живые? С оружием на них выйти не пытались? – тихо спросила Энка.
– Как не пытались? Выходили мужики, кто с вилами, кто с лопатой, кто с давних времен копье припас… И где нынче эти мужики?
– Где? – машинально переспросил Рагнар.
Старуха горько вздохнула в ответ.
– А в других деревнях какая ситуация? – подал голос Хельги. До сих пор он сидел молча, сжавшись в комочек, втянув голову в плечи, будто надеялся стать маленьким и незаметным.
– В Петухах похуже, чем у нас. Совсем разоряются Петухи. Уж и сеять перестали, с огородов живут. Семьями по миру идут… хотя куда у нас идтито, окромя как к предкам?
В Трех Ключах – с нами вровень. Одни Ходулки покуда в силе. Рынок большой, мы туда, почитай, все добро уж снесли. В работники от нас туда нанимаются… Оно ведь как: к нам лесные гости, почитай, каждую ночь являются, в Ходулки только по полнолуниям и захаживают, когда в самой большой силе пребывают. Там под холмом, сказывают, покоится великий древний колдун, мертвый, а может, и живой. Нежить и остерегается колдуна тревожить…
Ну да и вам, детки, спать пора. Завтра вам путь дальний лежит, надо до вечерней зари из наших мест уйти. Это я, старуха, храбрая такая, пустила на постой. В других селах ведьм нет, простой народ вас забоится. Вон вы какие воины грозные, да и не нашей породы половина. Никто дверь не отворит. Спите, спите…
Ночью на улице творилось нечто дикое. Выло тоскливо и жутко. Гремело колодезными цепями, ведрами, барабанило в запертые двери и ставни. Тяжело бухало по крыше, шарило у трубы.
310 
