– Веришь… вера – это очень важно. А Брунмиги – добрейшее существо. Он тебя подобрал. Привел сюда. Искупал. Переодел. Тебе следовало бы поблагодарить Брунмиги за заботу.
От руки, державшей Воробья, пахло старым льдом, и еще осенней сыростью. Землей, которая скапливается в гнилых ящиках, и сама становится гнилью. Костями.
Шерстью.
От запахов этих мутило.
– Но вряд ли он дождется благодарности, – задумчиво произнес человек, отпуская Воробья.
Благодарить? Карлик – сука. И матушка Вала тоже. А этот – и подавно. Пусть себе притворяется добреньким, только выходит у него дерьмово.
Гладкий. Лощеный. Лицо тяжелое, с крупным носом и узкими губами. Волосы длинные, белые –крашеные? – и еще в косы заплетены. А на косах – бубенчики висят, фигурки всякие. И на шее бусы в три ряда. Педик что ли?
– Нойда, – возразил человек. – Колдун. Ты можешь звать меня Варгом. Вставай.
Воробей подчинился.
Теперь он видел всю комнату, которая показалась ему смутно знакомой. Не именно эта, но вообще получается, что он бывал в комнатах. Или даже жил. В какой-нибудь похожей, с окнами до потолка и люстрой-шаром. И кровать там была, и стол вот такой же, только выше… скатерть еще с бахромой.
Белой.
Влажной, как шерсть.
Воробья снова замутило.
Бежать. Быстро. Сейчас. Или скоро, но обязательно. Почему? Потому что.
– Будет вежливо, если и ты представишься, – сказал Варг, как почудилось – с насмешкой. – У тебя есть имя?
– Во… воробей.
– Это не имя. Прозвище – хорошо. Но имя тоже нужно, – он наклонился и волосы-змеи зазвенели. –Жить без имени – неприятно, уж поверь мне. И пожалуй, что я назову тебя… Джеком. Джек Воробей. Нравится? Нет? Ну, извини. Я с именами не в ладу. Но ты станешь отзываться?
И Варг крепко сжал руку. Ледяные пальцы его скользнули по запястью, обжигая холодом, но Воробей сдержал крик боли: не хватало еще слабость показать.
– Да, – ответил Воробей, поклявшись, что никогда не станет Джеком.
– Ну это мы еще посмотрим.
Кожа горела, алые черточки, линии, знаки ползли на ней, пробираясь глубже, унося частицу холода в самые кости. И Воробью хотелась выдрать их, но он не смел. И знаки гасли, а кожа возвращала прежний цвет.
– Вот и молодец. И теперь ты можешь поесть. Ты ведь хочешь есть?
– Да, – снова ответил Воробей, на сей раз правду.
Есть он хотел. Он вообще, сколько помнил себя, постоянно хотел есть.
– Тогда ешь. А потом отдыхай. Чувствуй себя как дома…
И Варг ушел, заперев за собой дверь, но Воробья это обстоятельство не смутило. Он найдет выход. Обязательно. Но для начала поест.
Гречневая каша с мясом, остывшая, но свежая, была удивительно вкусна. Булочку Воробей сунул в карман, предварительно слизав пудру. Прихватил он и вилку с острыми зубцами – лучше бы нож, конечно, но ножа не было; а еще бесполезную и красивую статуэтку – серебряного волка.
Надо сказать, новая одежда – особенно куртка с капюшоном и вместительными карманами – также пришлась Воробью по душе, главным образом потому, что была мягкой и чистой. Воробей на секунду подумал, что Варг вовсе не так и плох, и стоит ли бежать из дома, где тебя кормят, одевают да еще ничего не просят взамен?
– Пока не просят, – буркнул Воробей, почесав вилкой затылок – отмытые волосы с непривычки казались жесткими, колючими, а шкура свербела. Шкура знала – ничего не бывает задаром.
Убираться надо.
И Воробей взялся за дело. Помимо двери в комнате имелись два окна. Правда, за окнами стояли решетки, но Воробей был до того худ, что без труда проскользнул между прутьями. Он очутился на узком карнизе высоко-высоко над землей. По карнизу гуляли голуби и черная кошка с разноцветными глазами.
– Если ты боишься, вернись, – сказала она. – А если не боишься, то пошли. Только вниз не смотри.
– Я не боюсь, – и Воробей все-таки глянул вниз.
Машины. Люди. Деревья. Все крохотное и далекое.
– Я не боюсь. Не боюсь.
Он сделал первый шаг, обеими руками упершись в стену дома. Из-под ног посыпалась труха, а голуби вспорхнули, хлопая крыльями.
– И правильно, что не боишься, Джек, – кошка не собиралась исчезать. – Страх убивает.
– Я не Джек!
Второй шаг дался легче. А на третьем Воробей почти успокоился. И вправду, глупо бояться, когда все хорошо. Он шел за кошкой, глядя на хвост, который загибался налево крючком, и думал, что кошки разговаривать не умеют.