и читается легко. 
8 
А Воробей подумал, что, когда все закончится, он даст кошке хорошего пинка. Если выживет, конечно.
Глава 4. Троллий мяч.
Юленька устала быстро, Алекс же все шел и шел. Шел и шел. И на нее не оглядывался, как будто бы ему все равно: идет Юленька или нет. Хоть бы слово сказал! Одно-единственное словечко! Чтобы не так тихо… не так жутко…
Серость сгущалась. Камень становился мягче, пока не превратился в болото. Желтовато-бурое, комковатое, оно напоминало кисель, два дня простоявший на солнцепеке. Желатиновая жижа мягкими губами обхватывала ноги, а выпускала нехотя, со всхлипом. И нити-сопли тянулись следом.
Мерзость какая!
Сделав десяток шагов, Юленька решительно сказала:
– Я дальше не пойду!
И села на круглый гладкий валун.
Мама постоянно повторяла, что свою позицию следует обозначать четко.
Алекс остановился, но поворачиваться к Юленьке не стал. Он разглядывал болото и думал о чем-то, хотя мама была уверена, что думать Алекс не умеет, потому как ему незачем, у него родители богатые. А у Юленьки, значит, не такие богатые и получается, что ей-то думать надо.
Но вот не думалось. Просто совершенно не думалось!
Будь здесь мама, она бы точно сказала, куда идти и что делать. Но мамы не было, поэтому Юленька сидела, разглядывала болото и жалела себя.
– Крышкина-Покрышкина, если ты отдохнула, то давай дальше двигать.
– Я же сказала: я дальше не пойду!
– Почему?
– Потому… потому что! Тут же болото! И мы утонем. Или нас сожрут. Или сначала мы утонем в болоте, а потом нас сожрут.
Болото булькнуло, соглашаясь с Юленькой.
– Нас и тут сожрать могут, – спокойно возразил Алекс, перекидывая рюкзак на другое плечо. – Было бы кому… ты лучше на небо глянь.
Юленька глянула и обомлела: каменистая поверхность собиралась складками, выпускала смолянистые нити, на которых вздувались крупные, тонкостенные шары.
Мыльные пузыри на трубочке. И снежная буря заперта в прозрачных стенах, бьется-рвется, прорывается.
Шар беззвучно лопнул, обсыпав Алекса мелкой трухой.
– Берегись! – крикнула Юленька, вскочив.
Алекс же снял пушинку с волос, понюхал, а потом и вовсе на язык положил.
– Сладкая, – сказал он и поежился. – Но все равно идти надо. Если не по болоту, то хотя бы по краю. А то мало ли…
Ветер поднялся внезапно, срывая перезревшие пузыри. Он сталкивал их друг с другом, высвобождая сладкий снег, и его становилось все больше, а опускался он все ниже, того и гляди коснется Юленькиных волос, осядет липкой сахарной ватой, которую потом не вычесать будет.
Юленьке и так с волосами тяжело! Она бы обрезала, но мама против. Мама говорит, что у девочки должна быть коса, иначе это не девочка, а недоразумение. Но мамы нет, Алекс же уходит. И Юленька вынуждена его догонять.
Она бежит по краю болота, и мерзкая жижа всхлипывает под ногами. Юленька сама готова плакать. И спеша утешить, на щеки садятся пушинки. Прилипают. Уже не сахарная вата, но мошки, живые, холодные. Юленька хочет смахнуть, но Алекс хватает за руку.
– Бежим.
Побежали. Юленька не любит бегать. И физкультуру тоже. Она устает быстро. И вообще она слабенькая – мама уверяла, что от рождения, а физрук – что от безделья. Он назвал Юленьку клушей, и конечно же потом две недели – бесконечно длинные две недели – Юленьку только так и называли.
А она не клуша! У нее просто не все получается.
– Давай, давай… – Алекс волок за собой, и Юленька бежала, хватая ртом воздух и живые снежинки. Они и вправду были сладкими, как сироп.
А кроссовки – мокрыми. И джинсы тоже. До самых колен болотом забрызгало.
– Быстрей.
Не может она быстрей! И вот-вот споткнется. Всегда спотыкается на кроссе. И сгибается от боли в боку, и бредет, лишь бы дойти до черты, стать и отдышаться.
А физрук орет. И свистит. Те же, кому повезло прибежать первыми, хихикают.
– Давай же! – кричит Алекс, и Юленька спотыкается. Падает в желтую слизь, рассаживая ладони о дно, а сверху вдруг наваливается мягкое и влажное, совсем как отсыревшее бабушкино пуховое одеяло.
– Юлька, держись!
Голос Алекса долетел издалека. А тяжесть нарастала, грозя раздавить. Уже не одеяло – мягкая лапа чудовищного зверя, который дышал в спину, и дыхание это становилось ветром.
8 
