45 
– А что?
– Ничего.
Не для себя Джек спрашивал: сам он хоть целый день идти готов был – ну или почти целый – но девчонка слабенькая. Наверное. Она ж болела. Джек тоже как-то болел. Плохо было. Жарко. И в голове стучало, как будто позабытые воспоминания на волю просились, а у него не было сил впустить их.
Точнее Джек точно знал, что впускать воспоминания нельзя. А они ломились. Наверное, проломили бы голову, когда б не матушка Вала с ее горькой настойкой.
Поила. Вышептывала. Трясла метелкой из птичьих перьев и костей. Жгла травки и череп собачий на живот ставила. Череп Джек особенно хорошо запомнил, потому как, очнувшись, увидел уже не череп –голову на коротком обрубке шеи. Голова скалилась, рычала и была настолько тяжелой, что у Джека едва-едва хватало сил дышать. И тогда собачья голова стала дышать за Джека. Она втягивала воздух носом, и выдыхала через рот – вязкие кисельные клубы. К утру голова тоже устала и, заскулив, отвалилась. Матушка Вала сказала, что Джеку причудилось, но он точно знал – была голова. Иначе откуда тот круглый синяк на животе? Как бы там ни было, Матушка Вала прогнала болезнь, но не слабость. Джек еще долго отлеживался, не решаясь выйти из хижины…
Матушка Вала его продала. И другие продадут, если случай выпадет. Нету у Джека друзей. Разве что копье. Оно лежало в руке, такое удобное, легкое. И Джек за все сокровища мира не отдал бы Гунгнир.
Чудное имя. Почти как у Джека. Хотя Джеково – ненастоящее.
Знать бы, как его раньше звали. Кем он был. И кто он есть. Владетель? Смешно. Только смеяться не тянет, и копье лишь плотней к руке льнет.
– Почти пришли, – сказала кошка. – В доме отдохнете.
Не было никакого дома, только холм с лысой верхушкой. У подножия его паслись белые коровы. Крутобокие, круторогие, они вяло переступали с ноги на ногу и обкусывали камни. Камни хрустели. Коровьи хвосты плясали от бока к боку, отгоняя снежную мошкару. Подрагивали ресницы-опахала, а в лиловых очах таилась печаль.
– Какие красивые, – сказала Юлька и тише добавила. – У бабушки тоже корова была. Раньше. Молоко давала. Я люблю молоко.
На признание это корова ответила ревом. И каменная гора разломилась, а из трещины вышла девушка. Была она высокой и очень красивой. Такой красивой, что Джек смотрел и насмотреться не мог. А когда моргнул, то понял, что не помнит ее лица, и вновь на него глянул, и вновь залюбовался.
А очнулся, только когда Алекс толкнул плечом и сказал:
– Не спи.
Джек и не спал. Но вот коровы исчезли куда-то, от них остались лишь обгрызенные камни и трехпалые следы на тонком снежном покрове.
– А где? – Джек сжал копье, потому как лишь оно во всем мире не станет врать ему.
– Уже там, – Алекс указал на трещину в холме. – Чего с тобой?
– Ничего.
Наверное, мама была такой же красивой… конечно, поэтому Джек и застыл. Вспомнил? Почти вспомнил. Малости не хватило – Алекс помешал. И надо бы разозлиться, но злости уже нет, обида только.
Почему его, Джека, бросили? Почему не искали? Не нашли? Оставили на попечение безумной старухи. А та взяла и продала. Так нечестно!
Из щели тянуло паром, сытным, мясным, обида захлебнулась слюной, и Джек решился.
Стоило переступить порог, и края горы сомкнулись. Дом оказался не то, чтобы большим – до Оленьих Палат ему было далеко – но и не маленьким. В центре его возвышалось гранитное корыто, в котором растеклось зыбкое пламя, и девушка в синем платье подкармливала его с рук обломками рогов.
– Добро пожаловать, Владетель, в дом Ульдры, – сказала она. – Садись к огню. Согрейся.
Зеленые сполохи ничуть не уродовали ее лицо, но здесь, в доме, оно не казалось таким уж красивым. Обыкновенное самое. Глаза вот чудесные – темно-лиловые и большие, с длинными белыми ресницами, как будто и не человечьи.
– А вы тут живете? Прямо в камне? – Юлька сидела в резном кресле, закутавшись в меховой плащ. Алекс устроился на застланном шкурами полу.
– Все ульдры живут в камне, – ответила Кошка. Она легла у очага и зажмурилась, словно бы дремала.
– Жили. Я одна осталась. Тебе ли не знать, Советница.
Ульдра двигалась бесшумно, босые ноги ее скользили по меху, и меховые остинки ничуть не прогибались. Все-таки она не человек. Люди в камне не живут, хотя изнутри его и не видать: повсюду мех, кость белая, нарядная, покрытая узорами. Из кости и посуда вырезана: тарелки и кубки, острые ножи и ложки с гнутыми черенками. Плывут по черенкам драконоголовые корабли, качаются на барашках волн, спешат друг другу навстречу, чтобы схлестнуться в бою.
45 
