Особенно,... 
66 
– Сепсис… мы не справились.
– Ты не справился, Борис Никодимович. Ты. Алтуфьев Геннадий, пятьдесят четыре года.
– Инфаркт миокарда…
– Он ведь жаловался на боли в груди. Или вот Сигизмундова Татьяна и ее ребенок.
– Родился мертвым.
– Пересмешкин Антон. Трушина Валентина. Заславский Игорь…
Он говорил и говорил, втыкая имена, как иглы. Несправедливо! Люди умирают! У всех умирают. У хирургов чаще, чем у других…
– И это твое оправдание? – поинтересовался Варг.
– Я не оправдываюсь! Я многих спас… многих… больше, чем… судьба.
Вершинин заставил себя заткнуться. Не следовало злить Варга? Пусть так, но теперь и Вершинин был зол. Не за себя, а за людей, которые ушли и теперь вернулись, упрекая его в бездействии. Но это не они – иллюзия, взятая из Вершининской памяти. Разве такое возможно?
– Возможно, – заверил Варг. – Ты и представить себе не можешь, сколько всего возможно.
– Кто ты?
– Варг.
– Это имя?
– Это преступник. Тот, кто совершил нечто, не имеющее прощения. Ему не откупиться вирой, хоть бы он принес все золото цвергов. Ему не защитить честь в круге хольмганга, потому что никто не пустит его в этот круг. Варг – волк, которого гонят. И тот, кто добудет волчью шкуру, станет славен. Знаешь, сколько их было? Тех, кому не давала покоя моя шкура?
– Много.
– Чуть больше, чем убитых тобой, – Варг оскалился, и во?роны над его креслом обменялись взглядами. – Варг – клятвоотступник. Варг – бьющий в спину. Варг… повешенный. Но и сам Всеотец висел на древе мира, а после вешал многих во славу свою.
Ворон раскрыл клюв:
Легко отгадать,
где Одина дом,
посмотрев на палаты:
Этот голос исходил не от статуи, а из стен пещеры, он перекликался сам с собой. И себе же отвечал, хотя вторая птица повторила движение первой:
варг там на запад
от двери висит…
– Откуда ты родом? – спросил Вершинин.
– Оттуда, где виселицу зовут деревом варгов, а хозяином над ним – Всеотец. И это правильно. Он же предавал. И бил в спину. Если ас стал варгом, то станет ли варг асом? Как ты думаешь?
– Тебе этого надо? Стать богом?
Вершинина вытолкнуло в черноту. Не осталось в ней ни пещеры с переменчивыми лицами, ни воронов, ни самого Варга, как не было и Вершинина. Его тело распадалось на молекулы и атомы, перемешиваясь с благим небытием и питаясь покоем.
Бездна ласково обняла гостя.
А потом отпустила.
– Иди, – сказала она напоследок, – я еще подожду.
Человек в меховом плаще появился у больницы под утро. Он несколько раз обошел здание посолонь и, остановившись перед ступенями, крикнул:
– Выходи, маленький Ниссе.
Пальцы ударили по расписному бубну, и от гула его затрепетали сонные розы, растопырили шипы в тщетной попытке защититься и умерли. Стекла задребезжали, а одно треснуло, просыпав стеклянную пыль на подоконник. Осиное гнездо покачнулось и упало переспевшим яблоком. Варг поймал его, крутанул на пальце, замораживая, и подбросил к самой луне.
– Выходи, – повторил он, тревожа бубен.
Осиное же гнездо пробило крышу.
– Последний раз повторяю, – Варг коснулся стены, и по ней поползла трещина.
– Прекрати! – Ниссе выскочил из окна и бросился к трещине. Он вцепился пальцами в края ее и, поднатужившись, стянул. Серебряная игла заплясала по кирпичу, лунной нитью дыру латая.
Варг не мешал. Присев на лавочку, он наблюдал за работой и растирал меж ладоней мертвую розу. Лепестки сыпались на расписную оленью шкуру и, коснувшись, распадались пылью.
– Еще разок прихвати, – посоветовал Варг, когда игла сделала последний стежок. – А то мало ли… вдруг рухнет.
Ниссе прислушался к дому. Тот, пусть и раненый, рыдающий от боли, стоял и вовсе не собирался падать ни сейчас, ни в ближайшем будущем. Что же до будущего далекого, то Ниссе в него не заглядывал. Во-первых, не умел, а во-вторых, опасался.
– Чего тебе надобно? – он когтем обрезал нить и, намотав на иглу, спрятал в кармане халата. – Убить меня хочешь?
– Хочу, – ответил Варг.
– Думаешь, что я помру, и тебе дорожка откроется? – Ниссе все ж попятился, готовый в любой миг исчезнуть за стеной. – А не откроется! Сюда тебе хода нету! Нету хода! Сам Хаугкаль дорожку запечатал…
66 
