87 
Катарина не хотела слушать его слова. Она не хотела вновь и вновь испытывать боль, которую они в ней вызывали.
— Ты пришел сюда, чтобы сказать, что любишь меня? — воскликнула она, чувствуя, как ее охватывает паника. — Чтобы я услышала твои слова, а потом ты умчался от меня к Адели? Для этого ты здесь? Если это так, то ты зря теряешь время, Хью! Мне не нужна такая любовь! Какую услугу ты оказываешь мне, говоря, что любишь, а потом возвращаясь в объятия другой?
— Объятия другой? — Хью выплюнул эти слова, как будто в них был какой-то яд. — Ты думаешь, я приехал из объятий другой и снова возвращаюсь в них? Это не так, Катарина. — Хью закрыл глаза и с шумом втянул в себя воздух. Катарина видела, как лицо его исказилось болью, и ей стоило всех сил, какие у нее были, чтобы не броситься к нему.
Сжав губы в горькую гримасу, Хью отвернулся от нее. Он запустил пальцы в густые светлые волосы и долгую минуту смотрел на открывающийся из окон холмистый ландшафт. Катарина, не отрываясь, смотрела на него. Этим утром она так была уверена, что Хью предал ее. Она думала, что поняла всю безнадежность и бессмысленность их любви. Но теперь она не знала, что ей думать. Она знала только, что ей до боли хочется коснуться его, что она любит его так, как никогда не сможет больше любить никого другого. Она знала, что в целом мире нет никого, кто мог бы сравняться с ее Хью. Она ждала, что произойдет дальше, и знала, что еще раз потерять его будет для нее таким ударом, от которого ей уже не оправиться.
Когда он вновь повернулся к ней, лицо его было искажено болью и мукой. Щека его дергалась, а губы были сжаты так, что образовывали тонкую линию.
— Я пришел сказать тебе, что я женат, Катарина.
Из всех слов, что он мог сказать ей, это были самые страшные. Это был конец всему, конец ее надежде и конец ее жизни. Катарина закрыла глаза и прислонилась к стене, чтобы не упасть.
— Спасибо, что ты сказал мне это, — прошептала она. — Мне надо было знать.
— Теренс сказал мне о данном тебе обещании, — вздохнул Хью. — Я не мог допустить, чтобы ты узнала об этом от кого-нибудь другого. Я должен был сказать тебе сам.
Катарина медленно кивнула.
— Ты правильно поступил, Хью. Хорошо, что я узнала об этом не от посланца или прохожего, а именно от тебя, — она едва могла говорить и слышала свои слова как будто со стороны. Это были правильные слова, но в них не было той правды, которая рвалась из нее. Ей было больно, так больно, как никогда в жизни. Она не могла защитить себя от этой боли, скрыться от нее. Она знала, что любит Хью, любит абсолютно и безоговорочно, несмотря ни на что. И сердце ее рвалось от сознания, что у этой любви нет права на жизнь.
— Но это не все, Катарина. Я должен сказать тебе еще кое-что.
Она удивленно взглянула на него. Что еще он может сказать? Что еще может теперь иметь значение? Она тупо кивнула.
Хью увидел, что ноги Катарины подкашиваются. Он пересек комнату тремя широкими шагами и подхватил ее под локоть.
— Садись.
Она послушалась и присела на табуретку, кстати, оказавшуюся рядом. Колени ее дрожали, и когда она попыталась положить на них руки, чтобы унять дрожь, то увидела, что дрожат и они. Хью опустился на одно колено рядом с ней и взял ее руки в свои.
— Я женился на ней, Катарина, я должен был это сделать. Но ты должна знать, что это брак без любви. Между нами нет даже ни малейшей симпатии.
Катарина тряхнула головой.
— Ты должен постараться полюбить ее, Хью. Это несправедливо по отношению к ней…
— Нет, — прервал он, — ты не поняла. Дело не только во мне, но и в Адели. Мы были помолвлены с того времени, когда были еще детьми. Ты знаешь, это обычное дело, тебе ведь самой был назначен будущий муж без твоего ведома. Но Адель никогда не любила меня. Она считала и продолжает считать меня грубым мужланом, плохим христианином. Ей весьма приятно быть герцогиней Понтуазской. Она уже дала понять мне и всем моим подданным, что ее совершенно не заботит мое мнение ни по одному вопросу, связанному с управлением поместьем. Правда, она еще не знает, что я не собираюсь допустить этого, — на мгновение его губы скривились в злой усмешке, резче обозначившей горькие складки, залегшие в уголках рта. — Мы никогда не разделим с ней супружеское ложе. Даже в первую брачную ночь я не коснулся ее, — Хью тряхнул головой. — И она поблагодарила меня за это!
Хью пошевелился, сжал руки Катарины и посмотрел ей прямо в глаза. Безбрежное отчаяние синего встретилось с бесконечным страданием зеленого… Несколько долгих мгновений они смотрели друг на друга… Наконец, Катарина отвела взгляд.
87 
