32 
Все они снова спустились вниз. Миссис Арчер уже встала и теперь сидела на ковре перед камином.
— Мне ужасно стыдно за свое малодушие, — проговорила она. — Доктор Хаулетт, простите ли вы меня?
— Не за что извиняться, дорогая моя, — ответил он. — Вы очень хорошо держались. По крайней мере, нас дождались.
Взглянув на Мону, миссис Арчер воскликнула:
— Боже мой! Ваше платье — какой ужас! Извините нас!
Взглянув на себя, Мона обнаружила на тонком шифоне длинный потек крови.
— Ничего страшного, — ответила она. — Вряд ли в Литтл-Коббле мне представится случай снова его надеть.
— И все же мне ужасно жаль! — настаивала миссис Арчер. — Билл, что же нам делать?
Билл Арчер был смущен и расстроен не меньше жены.
— Право, не знаю, — ответил он. — Разве что начнем платить миссис Вейл двойную цену за жилье?
— Ах да, конечно, вы же дочь миссис Вейл! — воскликнула миссис Арчер. — Я сразу и не поняла. Мы слышали, что вы возвращаетесь домой. На самом деле все здесь только об этом и говорят.
— Приятно слышать, — ответила Мона.
— Я тоже так вас ждала! — продолжала миссис Арчер. — И вот, пожалуйста, с первого же знакомства мы с Джерри все испортили!
— Джерри ничего не способен испортить, — с улыбкой ответила Мона. — Никогда не видела такого очаровательного мальчугана — даже когда кричит во весь голос, в нем чувствуется какое-то особое обаяние. Если он вам надоест, дайте мне знать — я его усыновлю.
— Боюсь, на это вам надеяться не стоит, — с улыбкой ответила миссис Арчер. — Мы с Биллом его обожаем, хотя порой, признаюсь, мне приходит на ум, что детей у нас многовато. Особенно когда я пытаюсь писать.
— Неужели вы здесь пишете? — удивилась Мона. — Но как? В такой тесноте, и дети, наверное, шумят?
— Да, мне приходится нелегко, — призналась миссис Арчер. — Если на улице хорошая погода, то просто выставляю всех в сад и прошу погулять подольше.
— На самом деле вы затронули больную тему, — вставил Билл. — Линн пишет новую книгу, и работа у нее не ладится. Если к ней не придет вдохновение, мы не сможем больше платить за жилье и переселимся в сад навсегда.
— Непременно попробую вас вдохновить, — шутливо предложила Мона. — Только не сегодня: вы, должно быть, не можете дождаться, когда же мы уйдем. Зайду завтра и познакомлюсь по всем правилам.
Она поднялась и протянула руку. Доктор Хаулетт взглянул на часы.
— Пожалуй, посижу еще четверть часика. Если Дороти уже наскучила вашей матери, скажите ей, пусть идет к машине и подождет меня.
— Что вы такое говорите, как Дороти может наскучить! — возразила Мона. — И потом, время еще совсем раннее.
— Если она готова идти, — предложил Майкл, — я довезу ее сюда на машине. А если нет, подождем вас.
— Хорошо, — согласился доктор Хаулетт.
Мона и Майкл попрощались с Арчерами и вышли. Мона села рядом с Майклом; он завел автомобиль и медленно покатил к дому. Некоторое время оба молчали; Майкл заговорил первым.
— Я хотел бы принести извинения, — начал он.
Ей показалось, что в голосе его прячется усмешка.
— За что? — поинтересовалась она.
Вдруг ее охватила страшная усталость — и печаль.
Зрелище семейной жизни Арчеров, мирной и уютной, с тремя детьми в тесной спаленке, вызвало в ней новую скорбь — скорбь о собственных утраченных надеждах, о мечтах, которым не суждено было сбыться.
— За то, что вышел из себя, — объяснил Майкл.
С некоторым усилием Мона вспомнила, о чем они только что говорили.
— Любопытный у тебя способ выходить из себя, — заметила она.
— Мне нет оправданий — разве только то, что это ты меня довела. Я считал, что еще много лет назад научился оставаться глухим к твоим колкостям, но, как видно, ошибся. И все же я не имел права делать то, что сделал, хоть ты это и заслужила, — прибавил он с усмешкой.
Мона неожиданно рассмеялась.
— Ты меня поражаешь! — призналась она. — Я совершенно сбита с толку. Все, что я о тебе думала, оказалось ошибкой. Конечно, я на тебя сержусь… гм… ну, по крайней мере, мне надо бы на тебя сердиться, — и в то же время ты прав: я это заслужила.
— Почему бы нам с тобой просто не стать друзьями? — спросил Майкл.
— Я бы с удовольствием, — ответила Мона. — На самом деле я очень этого хочу. Но знаешь, Майкл, во мне словно какой-то бесенок сидит. Не знаю, как объяснить… я так несчастна, я в отчаянии — и тут появляешься ты, такой спокойный, сильный, невозмутимый… Я восхищаюсь твоей силой и спокойствием — и страшно завидую. Потому и пытаюсь вывести тебя из равновесия.
32 
