Лёгкий, ненавязчивый романчик 
55 
У Лайонела не было от нее секретов, и она терпеть не могла что-то от него скрывать.
Однако так и не решилась рассказать ему об этих кошмарных женщинах, о том унижении, что принесла ей «дружба» с ними.
Еще и поэтому она благодарила судьбу за то, что возвращаться в Каир ей не пришлось — из Александрии они направились прямиком в Австрию.
В самом деле, после Каира Вена показалась ей настоящим раем. Мона сразу полюбила этот город — ветхий, бедный, но и в бедности очаровательный.
В Вене чувствовалось что-то такое, чего словами не передать, как будто в здешнем воздухе все еще плыли нежные отголоски штраусовских вальсов. А здешние жители даже в страшной нищете продолжали улыбаться и гостеприимно встречать друзей, и это трогало ее до слез.
Бедность здесь была ужасающая; но и безденежье, и голод граждане переносили мужественно, с улыбками на устах.
Мона остановилась в маленькой гостинице, где, кажется, ничего не изменилось за последние двести лет. Голубые изразцовые печи в углах комнат, религиозные картины на стенах, огромные позолоченные кровати — все напоминало о днях, когда Вена воистину была городом музыки, смеха и любви.
Но время летело слишком быстро. Над Европой сгущались тучи; германская военная машина зловеще расправляла плечи и поигрывала мускулами. По настоянию Лайонела Мона покинула Вену — за два дня до того, как Гитлер вторгся в Австрию и захватил ее без единого выстрела.
Мона отправилась в Париж, куда приехал и Лайонел неделю спустя на дипломатическом поезде.
— Что же с тобой будет дальше? — спросила она, и он пожал плечами.
— Не знаю, — ответил он. — И сейчас, милая моя, даже думать об этом не хочу!
Вскоре выяснилось, что теперь Лайонела отправляют в Буэнос-Айрес.
И снова Мона поняла, что окажется отрезана от людей и обречена на такое же одиночество, как в Каире. На миг мужество ее покинуло — она поняла, что никуда не поедет. Но в следующий миг Лайонел повернулся к ней, ища поддержки, и в глазах его сияла такая вера в ее любовь, такая уверенность в том, что она его не подведет… И Мона согласилась.
Однако накануне отплытия — перед тем как ей пуститься через Атлантику на неспешном пассажирском пароходе, а Лайонелу вместе с Энн на королевском почтовом экспрессе, — произошло нечто такое, что показалось ей тогда дурным предзнаменованием.
В Париже они были вдвоем: Энн вернулась в Англию, чтобы попрощаться с родителями. Они решили поужинать вместе в ресторанчике на улице Мадлен.
Лайонелу и Моне так редко удавалось куда-то выйти вдвоем, что каждый такой случай становился праздником.
К плечу ее темно-зеленого платья Лайонел приколол букет орхидей; такой же букет ожидал их на столике.
— Какая расточительность! — поддразнила его Мона, но он лишь рассмеялся.
— Для тебя, дорогая, мне ничего не жалко. Ты заслуживаешь только самого лучшего.
Казалось бы, избитая фраза — но только не в устах Лайонела.
Под негромкую оркестровую музыку наслаждались они изысканными блюдами и винами, много лет хранившимися в подвалах как раз для такого случая.
Потом началось кабаре, но смотреть им уже не хотелось — души их были слишком полны друг другом. Лайонел и Мона сжимали друг другу руки под столом; она чувствовала себя совсем юной, беспечной и счастливой, как будто ей снова восемнадцать и они с Лайонелом — опять жених и невеста.
«Интересно, — думала она, — если бы мы поженились тогда, то к нынешнему времени смогли бы сохранить свою любовь? Была бы между нами такая же страстная потребность друг в друге, такая же жажда сердца, тела и души, отравляющая разлуку, но окрашивающая встречи неописуемым счастьем?»
Она повернулась к Лайонелу, чтобы заговорить с ним об этом, но слова замерли у нее на губах: словно в замедленной киносъемке увидела она, как отворяется дверь и в зал вместе с хохочущей компанией вваливается Чар Стратуин!
Вся компания двинулась в соседний зал, и несколько секунд спустя Чар исчезла из виду.
Мона торопливо схватила меню и закрыла им лицо, но она не сомневалась, что Чар заметила и ее, и Лайонела.
«Ну и что? — спрашивала она себя. — Я же завтра уезжаю!»
Однако, несмотря на все доводы рассудка, что-то внутри нее кричало: осторожнее, Чар опасна!
Если она и не знает, кто такой Лайонел, то скоро это выяснит и обязательно — в этом Мона не сомневалась — как-то использует эти сведения к своей выгоде.
55 
