18 
И кто мог обвинить Генри? Элен сочувствовала ему. Энид Картер такая женщина, с которой приходится считаться. А Калеб, из-за того что осмелился возражать ей, даже вырос в ее глазах.
Генри Картер сделал несколько шагов по направлению к двери, остановился и обернулся.
– Мне действительно жаль, что так все получилось. – Он покачал головой. – Я понимаю, Калеб, ты хочешь как лучше… – Плечи его опустились.
– Ну тогда попытайтесь убедить в этом Энид, – криво улыбнулся тот.
– Сьюзен была нашим единственным ребенком, – вздохнув, произнес Генри.
Возможно, он прав: Сэм – единственное, что у них осталось. Но Элен понимала, то же самое можно сказать и про родственников Калеба. Да, ситуация не из легких.
Важно одно все они должны были подумать о благополучии Сэма, и, насколько Элен понимала ситуацию, Калеб был самым подходящим человеком для того, чтобы воспитывать ребенка. Она была уверена, что и Генри Картер признаёт это, хотя вынужден подчиняться жене. Возможно, даже Энид Картер втайне признавала это, потому и выступала столь резко. Но она уже женщина немолодая, заботиться о ребенке ей будет трудно, вероятно, оттого она и злилась. Чувство вины породило гнев.
Кому, как не Элен, было это знать. Чувство вины из-за того, что целых семь месяцев не приезжала к отцу и не интересовалась, чем он живет, не давало ей покоя.
Однако, какова бы ни была причина, вызвавшая негодование Энид Картер, оно было неподдельным и могло иметь вполне серьезные последствия.
– Я понимаю. – Калеб пожал руку Генри. – Мы все желаем добра Сэму, не так ли?
Генри вздохнул – что верно, то верно.
– Я постараюсь убедить Энид, – произнес он, но, судя по его хмурому виду, шансов у него было немного. Он повернулся к Элен. – Извините, что вовлекли вас в этот спор, мисс Фостер. – Он сокрушенно покачал головой.
– Ничего, все в порядке, – уверила его Элен и улыбнулась. Так уж получилось, она оказалась случайной свидетельницей весьма неприятной сцены, но ее обидеть никто не хотел.
Генри снова повернулся к Калебу.
– Мне действительно очень жаль. – Он догнал жену.
Калеб вздохнул, пытаясь снять напряжение, и пригладил волосы, хотя они и так лежали аккуратно.
Да, несладко ему пришлось, подумала Элен, если судить по той сцене, что она застала. А ведь они проспорили целый день!
– Теперь я понимаю, почему вы не хотели, чтобы Сэм оставался дома, – сказала Элен, бросив взгляд в холл, чтобы удостовериться, что малыш до сих пор играет со своими игрушками.
Сэм ничего не замечал: ни криков, ни недовольства взрослых, – он был слишком увлечен своим паровозиком.
Калеб покачал головой.
– И эти битвы тянутся месяцами. Откровенно говоря, я уже начинаю терять терпение.
– Сэму это не на пользу, – сказала Элен сочувственно. Калеб вздохнул.
– Я все время старался держать его в стороне. Дети очень восприимчивы. Но когда Энид неожиданно решила посетить нас в эти выходные, я почти вышел из себя.
Теперь понятно, почему в прошлую пятницу Калебу так не хотелось уходить от них, подумала Элен. Уж куда лучше играть в шахматы, чем выслушивать разглагольствования Энид Картер!
– Мне очень жаль, что вам ни за что ни про что досталось. – Калеб встревожено посмотрел на нее.
– Вашей вины в том нет. – Элен пожала плечами. Вспомнив слова Энид, она зарделась.
А если бы Элен и в самом деле была подружкой Калеба?
– Самое грустное, – продолжил Калеб, – Энид понимает, что Грэхем любил Сьюзен, но он не подходил, по ее мнению, на роль мужа ее дочери. А тот «приличный» молодой человек – попросту рохля, которым можно вертеть как угодно. Это-то Энид и нравилось. Когда же Сьюзен вышла замуж за Грэхема, то был единственный случай открытого неповиновения. И Энид никогда ей этого не простит, – добавил он мрачно.
И того человека, за которого ее дочь вышла замуж, тоже никогда не простит, если судить по ее словам.
– Я сказал «открытого неповиновения», но если б только Энид знала… – Калеб вздохнул.
– Продолжайте, – попросила Элен. И тория настолько захватила ее, что останавливаться на полпути было бы обидно. У нее было такое* же ощущение, как когда читаешь интересный роман, а последних страниц нет.
Калеб набрал в легкие побольше воздуха. Воспоминания бередили ему душу.
– Если Энид будет и дальше продолжать в том же духе, я могу не выдержать… А если сорвусь, боюсь, совершу непростительное…
18 
