69 
— Да.
Ричард с любопытством посмотрел на меня.
— Таких женщин — одна на тысячу, — тихо заметил он. — Я никогда не забуду твоей огромной услуги.
— Надеюсь, ты будешь вспоминать о ней с удовольствием. — В моем голосе прозвучала нотка сомнения, Ричард тоже заметил это.
— Молодой Санчо, родной брат Беренгарии, вполне здоров, мама.
— Дай Бог, чтобы здорова была она.
Я все время возвращалась к мысли о том, что если бы думала иначе, то обязательно сделала бы так, чтобы эти деньги никогда не пришли по назначению. Скорее бросила бы их в море. Да, я уберегла бы Ричарда от самого себя, не позволила бы жениться на сумасшедшей. Но все это в будущем, и достаточно неопределенно. А сейчас предстояло кое-что конкретное, и это не терпело промедления.
— Я не из тех, кто требует заработанное раньше, чем закончена работа, Ричард, но если ты действительно благодарен мне за готовность выполнять твое поручение, то мне доставит самую большую радость на свете, если ты сделаешь то, о чем я тебя попрошу.
— Говори, мама, — с готовностью ответил он.
— Нет. Я оставлю письмо. Когда отплывет мой корабль, и ты будешь уверен в том, что моя поездка уже не зависит от твоих уговоров и что я всем сердцем желаю тебе только самого хорошего, — а ты, сынок, не имеешь ни малейшего понятия о том, как многого я тебе желаю от всего сердца и как далеко могу ради этого пойти! — разорви конверт и вдумайся в содержание письма спокойно непредвзято.
— Хорошо, — серьезно проговорил он.
На этом мы расстались. А как только он вышел, я уселась в кресло и сделала странную вещь: написала Ричарду письмо, в котором просила вернуть Джеффри Йоркского, побочного сына его отца от Розамунды Клиффорд. Джеффри влачил жалкое существование за морем, боясь ступить во владения Ричарда, опасаясь мести за все обиды и оскорбления, на которые был так щедр многие годы. Один Бог всемогущий знал, как я страдала из-за этого человека. Он был бельмом на глазу с момента его зачатия. Генрих назвал незаконного сына так же, как и моего, баловал его, любил, предпочитая всем своим сыновьям, кроме Иоанна. В одном публичном собрании он положил ему на плечо руку и сказал: «Ты мой истинный сын, а бастарды все остальные». Когда я писала это письмо, меня осаждали самые горькие воспоминания. Розамунда — Роза Мира — была первой, занявшей мое место, а скандал вокруг ее смерти разрушил мой брак. И все же теперь я писала это письмо, умоляя Ричарда проявить благородство к ее сыну. Этого юношу я ненавидела, но уважала его и понимала, что, благоволя к единокровному брату и доверяя ему, Генрих Плантагенет проявит здравый смысл и мудрость.
Джеффри Йоркский был человеком, не лишенным способностей, прямоты и силы воли, достаточных для того, чтобы держать на цепи Хью Дарема и этого крысенка Лонгшама. В сыне Розамунды достоинства анжуйцев остались незапятнанными их пороками. Он был храбр без безрассудства, необуздан, но осмотрителен, решителен без упрямства. Порой мог сдерживать даже Иоанна. Если Ричард проявит по отношению к Джеффри великодушие и благосклонность теперь, прежде чем изгнание отравит его душу и у него найдется другой объект для преданности, лишенной смысла после смерти отца, он получит сторонника, равного которому не будет. Отбросив в сторону тени и воспоминания прошлого, я просила Ричарда восстановить в правах сына любовницы его отца.
3
Красота Беренгарии становилась притчей во языцех на моих глазах. Песни и баллады о принцессе Наваррской воспевали ее редкое очарование, которое мгновенно привлекало как мужчин, так и женщин и жило в памяти каждого, кто хоть однажды ее увидел. Все это была чистая правда — но первым чувством, возникшим у меня при виде девушки, было удивленное восхищение, а за ним немедленно последовало такое жестокое разочарование, что оба эти чувства почти слились.
Помню, одета она была в бледно-голубое, с зеленым оттенком, длинное, туго зашнурованное платье; половину ее длинной шеи закрывало старинное короткое ожерелье в виде широкого золотого обруча, усеянного сапфирами, совершенно неуместно вызвавшего у меня ассоциацию с грубыми кожаными ошейниками, унизанными шипами, которые надевают на собак-волкодавов перед охотой, чтобы зверь не мог перекусить им горло. Газовая вуаль того же зелено-голубого цвета, удерживаемая сапфировыми украшениями, покрывала ее волосы, очень черные и блестящие, заплетенные в косы, ниспадавшие по плечам и груди далеко за талию. У нее была безукоризненно чистая белая кожа и совершенно замечательные глаза — крупные, ясные, сине-зеленого цвета, обрамленные длинными темными ресницами.
69 
