Особенно,... 
17 
– Больше приступов не будет, – немедленно отвечает брат. – Она к Линусу уже привыкает, да, Одри?
– Да, все нормально, – еле выговариваю я.
– Обсудим, – говорит мама, бросая на Фрэнка еще один ледяной взгляд. – А пока можно ли верить, что ты будешь сегодня учить уроки, а не достанешь еще один кабель, или мне отменить мой праздничный ужин, которого мы с папой ждали целый месяц и который уже наполовину испорчен? – Она смотрит на ноги. – Колготки однозначно выбрасывать.
После таких формулировок точно себя виноватым почувствуешь. То есть даже мне стыдно, хотя я ничего и не делала, так что Фрэнку, наверное, еще хуже. Хотя насчет него уверенности нет.
– Прости, – наконец выговаривает он, и мы молча смотрим на удаляющихся родителей. Хлопают дверцы машины, и они уезжают.
– Десять дней, – произносит через некоторое время брат, закрыв глаза.
– А могло бы быть и два месяца, – напоминаю я, стараясь его подбодрить, и немедленно понимаю, что сказала досадную глупость. – То есть… извини. Отстойно, конечно.
– Ага.
Потом я иду на кухню, ставлю чайник, чтобы сделать горячий шоколад, и издалека доносится голос Фрэнка:
– Слушай, Одри, ты просто обязана привыкнуть к Линусу.
– Ох. – Внутри что-то вздрагивает. Это имя. Линус. Как я на него реагирую.
– Надо, чтобы он мог приходить. Он тренироваться должен.
– Мама же запретила тебе играть.
– Всего на десять дней. – Фрэнк нервно машет рукой. – А потом придется как следует вложиться. Скоро отборочные соревнования.
– Угу. – Я сыплю порошок в чашку.
– Так что если увидишь его, не психуй. Нет, ладно, не «не психуй», – исправляется он, увидев мое лицо. – Но без приступов. Или как там это назвать. Я в курсе, что у тебя ситуация серьезная. Знаю, что это болезнь и все дела, знаю.
Фрэнка пару раз затаскивали на групповую семейную терапию. Вообще-то он на этих сборищах был очень милый. Говорил приятные вещи. Обо мне, о том, что случилось, и…
Ну так вот.
– Но дело в том, что Линус должен быть здесь и чтобы мама не давила, – продолжает брат. – Надо, чтобы ты могла на него смотреть и не убегать и так далее. Хорошо?
Пауза. Я лью в чашку кипяток, наблюдая, как порошок начинает кружиться, за несколько секунд превращаясь из пыли, практически небытия, в прекрасный шоколадный напиток. Всего один дополнительный элемент – и происходит такая трансформация. Я каждый раз об этом думаю, когда шоколад завариваю.
А это, кстати, плохо. Слишком много я думаю. Сли-и-иишком. С этим все согласны.
– Хотя бы постарайся, – не унимается Фрэнк. – Пожалуйста!
– Хорошо, – говорю я, пожав плечами, и делаю глоток.
МОЕ БЕЗМЯТЕЖНОЕ ЛЮБЯЩЕЕ СЕМЕЙСТВО – РАСШИФРОВКА ФИЛЬМА
ИНТЕРЬЕР. РОУЗВУД-КЛОУЗ, 5. ДЕНЬ
МАМА, ПАПА и ФРЭНК сидят за столом, завтракают. Мама читает «Дейли мейл». Папа смотрит в «Блэкберри». Камера наезжает на Фрэнка. Он злой и недовольный.
МАМА:
Фрэнк, чем планируешь заняться после школы?
Фрэнк не отвечает.
МАМА:
Фрэнк?
Фрэнк молчит.
МАМА:
Фрэнк?
Она толкает папу ногой. Папа растерянно поднимает взгляд.
МАМА:
Крис!
Она кивает, многозначительно глядя в сторону Фрэнка. Папа въезжает.
ПАПА:
Фрэнк, ты проявляешь неуважение. Мы семья. Нам полагается друг с другом общаться. Ответь матери.
ФРЭНК (закатывая глаза):
Я не знаю, что буду делать после школы. Но явно не в компьютер играть.
МАМА:
Можешь разобрать свои майки. Я не понимаю, что с ними. Крис, твои, кстати, тоже не помешает.
Папа сосредоточен на своем «Блэкберри».
МАМА:
Крис? Крис!
Папа так увлечен, что не слышит.
ФРЭНК:
Папа! Семья! Общение! Семья!
Фрэнк начинает махать рукой у папы перед лицом, и тот наконец поднимает взгляд. Он смотрит на сына, хлопая глазами.
ПАПА:
Нет, сегодня вечером ты никуда не пойдешь. Ты под домашним арестом, молодой человек.
Он смотрит на наши офигевшие лица и понимает, что не угадал.
ПАПА:
То есть… убери посуду в машину.
(Еще одна попытка.)
То есть клади грязное белье в корзину.
17 
