ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  19  

– А. Ясно. Это вполне объяснимо. – Немного поколебавшись, Линус добавляет: – Так, значит, ты темные очки почти не снимаешь.

– Да.

Возникает пауза, и мне кажется, он ждет, что я ее заполню.

Да вообще-то почему бы и не сказать? Если не я, то, наверное, Фрэнк это сделает.

– Мне трудно смотреть людям в глаза, – признаюсь я. – Даже родным. Слишком… не знаю. Как-то чересчур.

– О’кей. – Он какое-то время думает. – А как-нибудь еще общаться можешь? По мылу?

– Нет. – Я морщусь словно от боли и сглатываю. – Сейчас нет.

– Но записки-то пишешь.

– Да. Записки пишу.

На какое-то время повисает тишина, а потом на диване рядом со мной появляется бумажка. На ней всего одно слово:

«Привет».

Улыбнувшись, я беру ручку.

«Привет»,

Тоже пишу я и толкаю листок обратно. Через миг он снова рядом со мной, и мы так ведем беседу, на бумаге.

«Так проще, чем разговаривать?»

«Немного».

«Прости, что спросил про очки. Наступил на больную мозоль».

«Ничего».

«Но я помню твои глаза, видел их раньше».

«Раньше?»

«Я однажды заходил к Фрэнку. И заметил. Они голубые, да?»

Поверить не могу, что он обратил внимание, какого цвета у меня глаза. Я сама даже не помню, что мы виделись.

«Да. Хорошая память».

«Мне жаль, что тебе пришлось с этим всем столкнуться».

«Мне тоже».

«Но это не навсегда. Отсидишься в темноте, сколько нужно, а потом выйдешь».

Я смотрю на написанные им слова, несколько офигев. Он как будто знает, о чем говорит.

«Думаешь?»

«Моя тетя растит суперкрутой ревень в темном сарае. Всю зиму его держат в темноте и тепле и собирают при свечах – так он самый вкусный. Кстати, стоит целое состояние».

«Это что, выходит, я ревень?»

«Почему бы и нет? Ему нужно какое-то время побыть в темноте, может, и тебе тоже».

«Я РЕВЕНЬ?!»

Следует долгая пауза. Затем листок появляется прямо у меня под носом. Линус нарисовал стебель ревеня в темных очках. Я фыркаю от смеха, не сдержавшись.

– Ну, я пойду. – Он поднимается.

– Ладно. Рада была… это. Поболтать.

– И я. Ну, пока. Увидимся.

Я поднимаю руку, решительно не поворачивая к нему лицо, но отчаянно мечтая о том, чтобы я могла это сделать, я даже приказываю себе повернуться – но не поворачиваюсь.

Все говорят про «язык тела», как будто он у всех одинаковый. А на самом деле каждый разговаривает на собственном диалекте. Например, у меня сейчас отвернуться и напряженно уставиться в угол означает «ты мне нравишься». Я ведь не убежала и не заперлась в ванной.

Остается только надеяться, что Линус это понимает.

На нашей следующей встрече с доктором Сарой она просматривает то, что я уже сняла, что-то записывая. С нами сидит и мама – она время от времени ходит со мной – и без остановки комментирует:

– Я и не знаю, что я в тот день на себя надела… Доктор Сара, не подумайте, пожалуйста, что у нас на кухне всегда такой бардак… Одри, боже мой, зачем ты сняла компостную кучу… – пока доктор Сара вежливо не попросила ее заткнуться. Так что к концу она просто откинулась на спинку кресла и стала смотреть на меня с улыбкой.

– Мне понравилось. Скрытая камера из тебя хорошая, Одри. А теперь появляйся потихоньку и сама. Возьми у родственников интервью. Может, и у кого-нибудь из чужих. Выходи из своей зоны комфорта.

На слове «чужие» я сжимаюсь.

– Каких чужих?

– У кого захочешь. Например, у молочника. Или у кого-нибудь из старых школьных друзей, – говорит она небрежно, словно не зная, что «старые школьные друзья» для меня больное место. Их и изначально было-то не так много, а после отъезда из Стоукленда я вообще никого из них не видела.

Лучшей подругой была Натали. После того, как я уехала, она написала мне письмо, а ее мама прислала цветы, и еще я знаю, что они периодически звонят моей маме. А я отвечать не могу. Не могу ее видеть. Не представляю, чтобы встреча была возможна. Мама в некотором смысле винит Натали в случившемся, и от этого мне еще хуже. Точнее, она считает, что подруга «в ответе» за то, что «не отреагировала быстрее». А это несправедливо. Натали ни в чем не виновата.

Ну, то есть она могла бы что-нибудь сказать. Может, учителя тогда быстрее бы мне поверили. Но знаете что? Ее парализовал стресс. Теперь я это понимаю. Правда.

  19