Лёгкий, ненавязчивый романчик 
62 
– Молодец, – сказала она. – Такое чудное место, и совсем-совсем никого...
– Потому и чудное, что никого, – ответил Сиверов и потащил через голову пропотевшую на спине рубашку.
Они успели пару раз искупаться, брызгаясь, как дети, и теперь отдыхали на горячем пледе. Ирина лежала на спине, слегка согнув в колене одну ногу, на ее загорелой коже сверкали капельки воды. Сиверов отыскал в песке какую-то сухую травинку и охотился за этими капельками.
– Щекотно, – не открывая глаз, пожаловалась Ирина.
– Терпи, – строгим голосом ответил Глеб. – Надо потерпеть, дамочка. Я тут затеял создать рукотворное озеро, а вам, видите ли, щекотно. И так ничего не выходит, а тут еще вы со своими претензиями. Щекотно ей... Надо бы смазать тебя гусиным жиром, что ли. Или хотя бы моторным маслом...
– Что действительно надо, так это отбить кое-кому руки. Реки тебе мало, мелиоратор, – сонным голосом упрекнула жена.
Сиверов оставил свою безнадежную затею и принялся водить травинкой вдоль верхнего края купальника, по ходу дела любуясь чистыми линиями тела, которое знал до мельчайшей складочки, но которое до сих пор его волновало.
– Ну щекотно же, – повторила Ирина.
– Знаешь, – задумчиво сказал он, – у меня появилась одна мысль.
– Правда?
Быстрицкая смотрела на него, озорно прищурив правый глаз. Тон у нее был довольно-таки игривый, из чего следовало, что хорошие мысли приходят в умные головы одновременно.
– Представь себе, – с серьезным видом кивнул Сиверов.
Ирина слегка переменила позу, согнув в колене и вторую ногу. Глеб отбросил ставшую ненужной травинку. Кожа у Ирины была сухая и горячая от солнца, а купальник – холодный и влажный.
– Грязный негодяй, – томно простонала Ирина, слегка поворачиваясь, чтобы ему было удобнее разобраться с мокрыми шнурками, из которых на восемьдесят процентов состоял купальник. – Маньяк.
– Узелок завяжется, узелок развяжется, – сообщил Глеб и медленно потянул за шнурок. – Дерни за веревочку, дитя мое...
В это время послышалось характерное клокотание дизельного движка, к которому тут же присоединился высокий звук мотоциклетного мотора.
– Вот черт, – с огромной неохотой прервав свое занятие, выругался Сиверов. – О боги, боги! И ночью, при луне, мне нет покоя! Кажется, на этот раз твоя девичья честь спасена.
Ирина тихонько рассмеялась, глядя на его огорченное лицо.
– Увы, – сказала она, садясь и ловко завязывая то, что успел развязать Глеб, – но имей в виду: за тобой должок.
– И конечно, с процентами, – угрюмо предположил Сиверов.
– А то как же! С грабительскими.
– Бедный я, бедный... Надо будет предупредить Федора Филипповича. Какой из меня после этого работник?
Из-за кустов прямо на пляж выкатился битком набитый микроавтобус в сопровождении двух мощных импортных мотоциклов, каждый из которых нес на себе двоих седоков. Кортеж остановился, двигатели заглохли, и Сиверов испустил мученический стон.
– Проклятье, – пробормотал Глеб, наблюдая, как из микроавтобуса выгружается шумная компания молодых людей, – откуда они все время берутся?
– Из Москвы, – предположила Быстрицкая.
– Да, надо полагать, оттуда. Там этого добра навалом. А я, дурак, не захватил пистолет. Теперь их придется душить руками, а это долго и утомительно.
– Тут я тебе не помощник, – сообщила Ирина, снова ложась на спину и закрывая глаза.
– Конечно, от тебя дождешься помощи, белоручка. Ладно, бог с тобой. Потом, если будет свободное время, нарисуешь эскиз надгробия братской могилы.
Быстрицкая фыркнула, не открывая глаз, ощупью нашарила возле себя темные очки и водрузила их на переносицу:
Вопреки его ожиданиям, молодые люди пока что вели себя вполне прилично. Все они были трезвы и, кажется, не торопились набрасываться на пиво или водку. Они громко разговаривали и смеялись, что свойственно молодым людям независимо от их пола и состояния, но не орали дурными голосами и даже не ругались матом, что Глеба несколько удивило. Впрочем, вечер еще не наступил; впереди была масса времени, на протяжении которого молодежь легко могла наверстать упущенное.
Приглядевшись, Сиверов понял, что перед ним не такая уж молодежь – вернее, не только молодежь. Самым младшим членам этой разношерстной компании было никак не меньше восемнадцати, а возраст самого старшего – массивного, крутоплечего, мощного мужика с коротко остриженной под машинку головой, торчащей вперед окладистой квадратной бородищей и длинными усами с закрученными кверху на старинный манер кончиками, – явно приближался к сорока годам, если еще не перевалил через этот критический рубеж. Похоже, это была компания не сверстников, объединенных только своим возрастом и более или менее близким знакомством, но единомышленников – что-то вроде туристического или еще какого-нибудь клуба. Эту догадку подтверждали и доносившиеся обрывки разговоров. Речь шла о каком-то снаряжении, о металле – хорошего-де не достать, а тот, что есть, никуда не годится, – о каких-то заклепках и способах плетения.
62 
