46 
А Витаутас Гидравичюс даже не поинтересовался у девушки, проводившей регистрацию, куда следовать дальше. Он летел уже не в первый раз и чувствовал себя в терминале аэропорта как дома. Если бы понадобилось, он мог по памяти без труда нарисовать подробный план со всеми входами и выходами. Гидравичюс просто так, чтобы скоротать время, прошелся мимо киосков, полюбовался симпатичными продавщицами, торгующими всяческой мелочевкой, и подумал, не купить ли ему бутылку хорошей русской водки, но покупать не стал.
Пока не сделаны все дела, пить не стоило. Однако он уже настроился потратить немного денег и поэтому присмотрел себе скромный добротный кожаный футляр для очков. А стоил этот простенький очешник пятьдесят долларов – сумма для Гидравичюса абсолютно незаметная, отдал и забыл. Зато останется вещь на память.
События последних дней в Москве, как считал Гидравичюс, должны были стать определенной вехой в его жизни. Он понимал, что его миссия здесь окончена, во всяком случае, на время. Кленов – не какой-нибудь бизнесмен, о гибели которого поговорят-поговорят, да и забудут через неделю; Кленов – это звезда первой величины. Правда, знают о существовании этой звезды немногие, узкий круг специалистов.
Витаутас и сам слабо представлял себе, чем занимался Кленов. То, что работал он на военное ведомство – это точно, хоть сам с виду человек абсолютно не военный. Единственный ориентир – докторская диссертация у Виктора Павловича была по генетике.
Большего Гидравичюс не узнал, да и этого ему специально не сообщали. Какое отношение могла иметь генетика к военному ведомству, представить было трудно.
Ну, ладно, микробиолог, химик, даже специалист по грызунам – это еще как-то вязалось с представлениями Гидравичюса об оружии массового уничтожения…
«Но генетика до последнего времени вроде была мирным занятием», – рассуждал Витаутас, уже проходя в накопитель.
Таможни и паспортного контроля он не боялся. Ничего недозволенного с собой он не вез, наличные деньги отдал Николаю, а в его бумажнике лежали только кредитки, которыми можно воспользоваться в любой стране мира.
До этого все, что он совершал, сходило ему с рук. Ведь не сам же он действовал, и даже инструкции всегда получал не напрямую, а через связника.
Своей жизнью Витаутас был вполне доволен. Он хорошо жил еще во времена СССР, имел неплохую работу во Внешторге, часто выезжал за границу, а что еще тогда надо было человеку? Одиннадцать лет тому назад его завербовали: произошло это в той же Праге, куда он сейчас направлялся на встречу со своими хозяевами. Раньше его сотрудничество с западными спецслужбами было окутано для него самого флером романтизма: как-никак, он ощутимо вредил советской власти, которую люто ненавидел в душе. А потом, когда Советский Союз распался, эта тайная война превратилась в обыкновенную работу, дающую неплохие средства к существованию. Да и прежнего занятия он не бросил, хотя и порывался. Но как крыша работа в торговом представительстве Литовской электротехнической фирмы в Москве устраивала его настоящих хозяев. Она давала возможность легально перемещаться по всему миру, иметь многочисленные контакты, встречаться с политиками на уровне министров небольших стран, не привлекая к себе особого внимания.
Самолет чешской авиакомпании принял на борт пассажиров и взмыл в небо. Путешествовать самолетами Гидравичюс любил, хотя до Праги путь недолгий и поездом. Но он терпеть не мог идиотской, как ему казалось, стоянки в Бресте, когда пару часов меняют колеса. Выигрыш времени при путешествии по воздуху был небольшим, но ощутимым, особенно когда время для тебя – деньги.
В Праге его встретил водитель с машиной. Так было заведено, Гидравичюс к этому привык. Привык к водителю, привык к автомобилю. Даже вопроса никогда не возникало, будет его кто-нибудь встречать или нет – это было как восход солнца утром.
Неприметная «шкода» проехала по окраинам города и свернула в предместье. Здесь, среди особняков начала века, находилось довольно большое здание – оно выделялось среди своих собратьев не столько высотой, сколько протяженностью.
Длинный двухэтажный дом, похожий на школу, с колоннами, увенчанными ионическими капителями, задвинутый несколько в глубь квартала, был отгорожен от улицы тремя рядами старых тополей, уже немного подгнивших изнутри, обветшавших, грозивших рухнуть при сильном порыве ветра. Но владельцы особняка спиливать их не спешили: ведь и сам особняк был под стать этим старым деревьям. Местами осыпавшаяся краска, растрескавшаяся штукатурка, на окнах не новомодные металлические, покрытые пластиком рамы, а старая добротная дубовая столярка, уже почерневшая от времени.
46 
