Глава 7

Темно-зеленый «Шевроле» мчался в сторону Шереметьево. За рулем автомобиля сидел широкоплечий мужчина с подстриженными коротким ежиком седыми волосами. Сзади удобно расположился Витаутас Гидравичюс, его портфель стоял рядом. Сейчас на нем уже не было стеганой куртки, неприметной кепки, а очки в тонкой оправе лежали в футляре. На сей раз владелец кожаного портфеля был одет респектабельно.

Автомобиль остановился неподалеку от входа.

– Я тебе позвоню и сообщу, когда вернусь в Москву. Машину загонишь в гараж, – подхватив портфель, бросил Гидравичюс.

– Хорошо.

– Думаю, что раньше, чем через неделю, я не появлюсь.

Уже подходя к терминалу Гидравичюс осмотрелся.

Вместо стеганки па нем теперь была черная куртка, добротная, дорогая, с эмблемой, указывающей на принадлежность к престижному спортивному клубу.

Эмблема была вышита слева на груди шелком почти в тон к сукну куртки. Вещей, кроме кожаного портфеля, у него не было. Он тут же увидел того, кого искал: с правой стороны, у входа, стоял Николай Меньшов в джинсовой куртке, ветер трепал его светлые волосы.

Даже не поприветствовав друг друга, они вместе вошли в терминал и остановились у стойки бара.

– Ну, что скажешь?

Из телефонного сообщения Гидравичюс уже знал, что Виктор Павлович Кленов позавчера в девятнадцать ноль-ноль был убит, и теперь оставаться в Москве ему уже не имело смысла.

– Полный порядок, – негромко отозвался Меньшов.

Литовец достал из портфеля пухлый конверт и быстро передал его из-под левой руки собеседнику, так, чтобы никто из крутившихся и топтавшихся у бара ничего не заметил. Конверт мгновенно исчез во внутреннем кармане джинсовой куртки. По толщине Николай догадался: это окончательный расчет плюс обещанная премия.

– Ну, как договаривались, – сказал мужчина и, достав из футляра очки, водрузил их на нос.

– Хорошо. Если надо будет, обращайтесь, – отозвался Николай, уже собираясь вставать.

– Погоди, погоди, – глядя на бутылки, сказал Гидравичюс, – может, выпьем, и ты расскажешь мне все подробнее?

– А собственно, что рассказывать? Кто стрелял – не видели, но я догадался, кто это был.

– А я этого и не скрывал, – спокойно глядя на поблескивающее стекло стойки, произнес мужчина.

«Интересно, – думал Меньшов, – куда это он намылился?»

Спрашивать об этом собеседника, конечно, было бессмысленно, а может, он и вообще никуда не улетал – ведь без багажа… Но Николай успел заметить, как темно-зеленый «Шевроле» заказчика развернулся на стоянке и умчался по дороге, ведущей в город.

«Значит, точно улетает. Ну и хорошо, в добрый путь, – подумал Николай. – А я сегодня вечером уеду в Питер и надеюсь, вы меня долго не увидите».

– Никаких претензий? – спросил заказчик, в упор глядя на него.

– Нет, – ответил Николай.

– Тогда всего доброго, – и Витаутас, щелкнув пальцами, подозвал к себе бармена. – Чашку кофе, только некрепкого.

– Пожалуйста, минутку.

Николай ушел – вернее, сделал вид, что уходит. Он спрятался за колонну, прижавшись к ней спиной, и минут пять стоял так, разглядывая пеструю толпу с чемоданами и сумками. Вокруг звучала разноязыкая речь, ей вторили дикторы, на основных европейских языках сообщавшие о прибытиях и отлетах самолетов, о начале регистрации на тот или иной рейс. В ближайшие пятнадцать минут проводились регистрации на три рейса: Москва – Прага, Москва – Франкфурт и Москва – Амстердам.

«Интересно, куда же он? – снова подумал Николай. – Хорошо было бы знать, так, на всякий случай».

Это не имело для него никакого значения, но кто знает, может, и пригодится. И он увидел, как его собеседник, аккуратно промокнув сложенным вчетверо белоснежным платком губы, легко соскочил с высокого стула у стойки бара и направился в небольшую очередь, где шла регистрация на пражский рейс.

«Ага, значит на Прагу летит», – Николай выглянул из-за колонны и увидел, как Гидравичюс протягивает свои документы. Даже с такого расстояния Меньшову было видно, что паспорт у него не российского образца.

– Господин Гидравичюс, а багаж? – осведомилась миловидная девушка, отдавая документы.

– У меня его нет, все с собой, – он показал на портфель.

– Счастливого пути!

«Значит, летит в Прагу», – мысленно повторил Меньшов.

Больше дел в Шереметьево у Николая не было. Он отыскал свою «Мазду», сел в нес и опять почувствовал противную режущую боль в желудке и металлический привкус во рту. В пластмассовой баночке осталось всего две таблетки, хоть он и рассчитывал, что их хватит до конца педели. Николай разгрыз таблетки, запил водой. Потом посидел минут пять-шесть, глубоко вздохнул, завел машину и, выехав со стоянки, направился в Москву.

  45