очень нудно 
83 
«Когда-то прообразом Богоматери для него была несчастная Эрмоарда. Теперь он и вспоминать ее не хочет. Когда-нибудь он так же разочаруется и во мне. Ах, мой бедный. Зачем ты возносишь меня до уровня святой? Не лучше ли просто утешить меня в своих объятиях, развеять гнездящуюся в моем сердце тоску?»
Но тоска не проходила. Тоска оживала в ней с каждым погожим весенним днем. И чем больше она старалась не думать о человеке, которого всеми силами пыталась забыть, тем острее вспоминала его серые глаза, будто чувствовала прикосновение его сильных рук, ощущала на устах его горячие страстные губы. Порой она убеждала себя, что боль утраты сына словно притупилась, а о Ролло она может вспоминать уже спокойно. Эмма даже представляла, чем он мог заниматься сейчас. Вот он восседает во главе пиршественного стола, или объезжает молодых жеребцов, или направляется осматривать новые крепости. Он весь в делах, в своей жизни правителя, которая для него важнее всего на свете. Но потом наступает ночь, и он идет в опочивальню к своей жене, к Гизелле. И слабый свет светильника скользит по сплетенным в страстных объятиях телам…
Ей становилось так больно, что она с трудом удерживала стон. Глупо ревновать, когда уже ничего нельзя исправить, глупо бередить рану. И если Эмме иногда казалось, что она всем довольна, что успокоилась и прижилась в Арденнском лесу, что ее любят и ей ничто не угрожает здесь, то порой на нее, словно болезнь, накатывала приступами душевная боль, и тогда она не хотела ничего видеть, и ее мука, ее тоска по прошлому становилась просто невыносимой. Нет, она не могла ничего забыть, не могла ни с кем утешиться.
А ведь рядом постоянно были двое мужчин, которые интересовали ее, которые возбуждали ее плоть. Один только и ждал момента, когда она его позовет, другой не хотел, чтобы она звала его, хотел наслаждаться ею издали.
* * *
Этот день в первых числа мая выдался теплый, как летом. Эмма сидела на крыльце и плела корзину. Она с улыбкой глядела на игравших во дворе детей, которые перекидывались мячом из шерсти, а Герлок, смеясь, бегала между ними. Она так подросла за эту зиму, но бегала еще неуклюже, вразвалочку, и ей никак не удавалось поймать мячик. Эмма любовалась дочерью и думала о делах хозяйства. Они настригли много шерсти этой весной. Ее нужно было промыть, расчесать и спрясть пряжу. А после изготовить ткань, которую необходимо свалять, чтобы она осела и уплотнилась. Это была трудоемкая и тяжелая работа, и Эмма всерьез подумывала, не забрать ли с рудника нескольких мужчин, чтобы поручить им эту сложную работу.
Конечно, это пойдет во вред руднику, на котором всегда не хватало рабочих рук, но Эмме, когда она поняла, что прибыль с продажи руды, как всегда, минует ее, было все равно. Если они смогут заготовить в этом году побольше сукна, то часть его продадут, и тогда она не будет зависеть от скупых благодеяний преподобного Седулия. Поэтому она и распорядилась принести в дом всю шерсть, и теперь весь второй этаж одной из башен был битком набит тюками.
Эмму отвлек стук молотка по резцу. Она оглянулась. Ей все же удалось уговорить Видегунда украсить резьбой столбы галереи, и теперь он больше времени проводил в усадьбе. Когда об этом узнал Седулий, то, вопреки ожиданиям Эммы, выразил недовольство.
– Из него бы вышел неплохой монах. Или же охотник. Поэтому вам не стоит держать его все время возле себя, превратив в дворового работника.
Эмма даже обиделась. Уж лучше Видегунду хоть немного пожить среди людей, чем, точно дикому зверю, таиться в чаще, избегая встреч и давая поводы для насмешек. Но Седулий, видимо, был иного мнения. Похоже, что, поскольку его любимец Видегунд не желал становиться монахом и находиться под его, Седулия, покровительством, настоятель был готов просто загнать его подальше в чащу. Или же он тревожился, что Эмма совратит его красавца со стези одиночества и воздержания?
Еще один человек восстал против пребывания Видегунда в Белом Колодце – Бруно. Но это было закономерно. И если Бруно после того, как они бок о бок сражались с Видегундом против бандитов, даже стал испытывать к нему некоторое уважение и прекратил называть недоумком, то пребывание его соперника в доме, подле Эммы, опять настроило его враждебно. Хотя ни Эмма, ни Видегунд пока не давали ему повода для ревности, он все же не упускал случая заскочить в усадьбу и лично убедиться, что эти двое держатся на расстоянии.
Вот и сейчас, хотя еще не пришло время возвращаться с рудника, он вдруг неожиданно возник в проеме ворот. Вел на поводу груженого ослика.
83 
