84 
– Я привез глины, чтобы валять шерсть.
Эмма негромко поблагодарила, сказала, где сложить мешки. Он подчинился. Эмма услышала, как Видегунд перестал стучать по резцу – видимо, следит за ней и Бруно. Бруно тоже это заметил, и это удержало его от продолжения беседы с Эммой.
К нему, припадая на костыль, приблизился Вазо, о чем-то заговорил. Эмма поверх прутьев корзины поглядывала на Бруно. Видела, как к нему, семеня, подбежала Герлок, и староста, подхватив ее на руки, продолжал слушать Вазо. Герлок сидела у него на руках спокойно. Такая крошка в таких сильных руках. На Бруно был только кожаный передник, на загорелой спине отчетливо виднелись белесые полосы шрамов. В Эмме они не вызывали отвращения. Наоборот, сейчас она поймала себя на мысли, что хочет коснуться их руками, провести пальцем по ним и ощутить, как от ее легкого прикосновения задвигаются мышцы Бруно.
Бруно оглянулся на нее. Ей стало стыдно, словно Бруно мог подглядеть ее мысли. Она отставила уже готовую корзину и, упершись подбородком о сплетенные пальцы, глядела вдаль. В вышине неслись легкие перистые облака. Небо высоко вздымалось над вершинами гор. Там темной иссиня-зеленой стеной величественно высился хвойный лес.
Эмма вдруг вспомнила, как когда-то они с Видегундом один раз поднялись на самый верх лесистой горы, туда, где лес отступал и начинались голые пастбища, покрытые лишь короткой травой да каменными россыпями, среди которых паслись неприхотливые местные овцы. Оттуда неожиданно открывался обширный и величественный вид, но Эмма помнила, какая тоска охватила ее при взгляде на эти бесконечные горные хребты, что отделяли ее от всего остального мира. Далекого мира…
Вот уже третий год живет она в глуши и все не может отделаться от ощущения, что ей не хватает простора, и порой становилось неуютно и душно от того, что она словно заперта в теснине двух долин, где ей дышится труднее, чем там, где она жила ранее… на зеленых просторах Нормандии…
Ее отвлек шум. Бальдерик боролся с сестрами, отнимая у них мяч. И тут Рустика (еще недавно замуж собиралась, а сейчас резвится, как ребенок) вдруг изловчилась и выбила его у брата. Мяч перелетел через двор и подкатился к самым ногам Эммы. Она стряхнула оцепенение. Ей надо отвлечься, размяться. И, схватив мяч, она кинулась прочь от подбежавшего Бальдерика. Ловко увертываясь от его цепких рук, Эмма, прижимая к себе мяч, пробежала по галерее и, заскочив на лесенку, ведущую в башню со складом шерсти, дразнила Бальдерика, показывая игрушку. Сестры висли на нем, визжа и хохоча, не пуская к Эмме. Но он все же вырвался и кинулся за ней. Смеясь, Эмма взбежала по лесенке и стала прятаться от него за тюками с шерстью, убегала. Но паренек все же умудрился подцепить ее ногу своей, и она с визгом плюхнулась на сваленную шерсть. Мяч откатился, но они продолжали дурачиться, кидаясь шерстью, пока Бальдерик не навалился на нее.
Сестры тоже вбежали в помещение, хохотали, глядя, как их брат борется с госпожой. И в этой борьбе Эмма не сразу заметила, как смех замер на устах Бальдерика, а рука вдруг оказалась у нее за пазухой. Она даже оцепенела на миг. Бальдерик – игривый, беспечный ребенок, который повзрослел у нее на глазах! Она даже не поверила себе в первый миг. Просто глядела в его покрасневшее лицо, видела, какими сосредоточенными стали его глаза, а рука… он медленно и дрожа шарил по ее груди.
Рассердившись, она стала вырываться, но сверху навалились еще и девочки, ничего не понимающие и весело смеявшиеся.
– Ах ты паскудник! – разозлилась Эмма и, освободив руку, отвесила Бальдерику звонкую пощечину.
Новый взрыв смеха. А Бальдерик вдруг с неожиданной силой заломил ее руку в сторону, склонился головой к вырезу ее платья. И тут же отлетел, отброшенный рукой Бруно. В следующий миг староста уже тряс его как липку, так, что голова паренька моталась из стороны в сторону.
Теперь Эмма даже испугалась.
– Бруно, прекрати!
Она почти повисла на нем. Девочки визжали теперь испуганно. А Бальдерик, вскочив и едва не сбив стоявшего на пороге Видегунда, кинулся прочь.
– Бруно, ты не должен был… я сама виновата.
Бруно, тяжело дыша, глядел на нее, и Эмма, отвернувшись, стала стягивать на груди распустившуюся шнуровку. Увидела искаженное лицо Видегунда. Похоже, он был в таком же гневе, что и Бруно. Резко отшвырнул резец, ушел. И в кои-то веки староста оказался солидарен с ним. Тоже направился к выходу, прорычав:
– Встречу щенка, сверну шею.
84 
