209 
– Камера пошла, – произносил оператор, и глаза Джека уже были налиты слезами.
– Звук пошел, – вступал звукооператор, а по лицу Джека уже текли слезы.
И когда после всего этого режиссер (даже Уильям Ванфлек) говорил «мотор», Джек уже бился в конвульсиях, слезы лились, как из брандспойта, – перед камерой он мог заплакать в любую минуту. Да что там, он всхлипывал, уже читая сценарий.
Но все обстояло иначе в это утро в отеле «Марк». Он выглядел круче самых крутых кинопарней, ни грамма эмоций, вылитый персонаж «черного фильма». Полный ноль, как в словах Эммы: «Жизнь – это как перекличка в классе, когда выкрикивают твое имя, ты должен быть на месте. Хорошо, что это единственное правило, которое ты обязан соблюдать».
– Боже мой, Джек… – снова начала Мими Ледерер, но остановилась. Тут Джек заметил, что она одевается.
– Если ты не любил Эмму, значит, ты никогда никого не любил, – продолжила она. – Она же самый близкий тебе человек, Джек. Ты вообще способен любить? Если ты не любил ее, наверное, нет.
Больше Джек не видел Мими Ледерер, а ведь она ему нравилась, очень нравилась. Но после того утра в «Марке» он навсегда перестал нравиться ей; когда она уходила, она сказала ему, что понять не может, кто он такой. Но это ерунда – куда хуже, что Джек сам не мог этого понять.
На сцене, на площадке он мог быть кем угодно. На экране весь мир видел, как рыдает Джек Бернс, одетый что женщиной, что мужчиной. Сколько раз у него стекал с лица грим – ради фильма он мог сделать что хочешь! Но он не мог рыдать по Эмме; он не пролил в «Марке» ни единой слезы.
Когда он уезжал в аэропорт, еще не было двенадцати. Дежурного портье Джек раньше не видел – видимо, именно этот молодой человек и соединил его с матерью. Разумеется, портье знал, что перед ним настоящий Джек Бернс, это знал весь отель. Но когда Джек выходил в дверь, он крикнул ему вслед, совершенно искренним голосом, какой бывает только у очень молодых людей, когда они хотят сделать вам приятное:
– Удачи, мистер Радужный!
Как выяснилось, Джек неправильно воображал себе Эммину смерть. Он думал, это был инфаркт со всем, что ему предшествует, – обильное потоотделение, одышка, головокружение, боли в груди. Эмма же умерла от фибрилляции, вызванной так называемым «синдромом удлиненного интервала QT» – наследственным заболеванием неясного происхождения, влияющим на функционирование ионных каналов в сердце. Так объяснил Джеку ее лечащий врач. Ее сердце внезапно перестало подавать кровь, Эмма умерла мгновенно, даже не успев почувствовать себя плохо.
При этой болезни самый частый первичный симптом – внезапная смерть. Если делать обычную ЭКГ, то у шестидесяти процентов пациентов будут обнаружены аномалии в сердечном ритме, что может теоретически вызвать у врача подозрения. Но у других сорока процентов ничего не будет выявлено, если не сделать ЭКГ с нагрузкой. Врач Эммы сказал Джеку, что она никогда не делала ЭКГ вообще.
Он сказал еще, что смерть мог вызвать, например, громкий звук, сильное волнение, физические нагрузки или просто дисбаланс в электрической системе сердца – что, в свою очередь, может вызываться употреблением алкоголя или сексом.
Мальчик из танцзала, имя которого полиция так и не раскрыла, рассказал, что Эмма вдруг упала на него; сначала он подумал, что ей просто так нравится заниматься любовью, ведь он ничего про это не знал – она была его первой женщиной. Он все сделал так, как сказала Эмма, не двигался (наверное, ему просто было страшно). Выбравшись из-под Эммы, он сразу вызвал полицию.
Болезнь, как было сказано, наследственная, поэтому в итоге обследовали всех живых членов ее семьи – то есть Лесли Оустлер. У нее не нашли никаких следов. Ее бывший муж, Эммин отец, умер во сне за несколько лет до этого.
– Вот мудак недоделанный, – только и сказала Лесли.
Джек попал домой, совершенно не подготовленный к встрече с миссис Оустлер. В самолете он думал только об Эмме. И все размышлял, почему не испытывает никаких эмоций – если он правильно сформулировал проблему.
Лесли Оустлер накинулась на него, как пантера.
– Я знаю Лесли, – предупреждала Алиса, – у нее обязательно в итоге будет срыв.
Но ни о какой скорби и речи не было – одна сплошная ярость.
Лесли встретила Джека в дверях.
– Где, блядь, Эммин роман, Джек? Я имею в виду последний.
– Я понятия не имею, Лесли.
– Так, а где твой роман? Или как называется то говно, что ты писал, – у тебя даже компьютера нет!
209 
