55 
Эрик же моментально все понял. Как и Дункан. Эрик не выдержал и рассмеялся, а Дункан подошел к Эмбер и спрятал ее пылающее лицо у себя на груди.
Противоречивые чувства, испытываемые Дунканом и открывшиеся Эмбер через его прикосновение — затаившееся желание, раскаяние, смех, — странным образом подействовали на нее успокаивающе. Но лучше всего было узнать, что Дункану опять стали желанны ее прикосновения.
На обратном пути к Морскому Дому он разве только наизнанку не выворачивался, стараясь избежать соприкосновения с ней.
Со вздохом Эмбер приникла к Дункану. В молчании пила она крепкое вино его близости, позволяя ему прогнать холод, который охватил ее, когда она услышала шум от снижающихся гусиных стай.
— Трогательно, — сухо произнес Эрик. — В прямом смысле.
— Оставь ее в покое, — сказал Дункан.
— Видно, придется так и сделать, но я так не забавлялся с тех пор, как ты обвинил меня в том, что я сам претендую на Эмбер.
Она вскинула голову и изумленно посмотрела Дункану в лицо.
— Ты не мог так сказать!
— Сказал, можешь мне поверить, — усмехнулся Эрик.
У Эмбер вырвался какой-то странный звук.
— Ты смеешься? — спросил Эрик.
— М-м-м…
Он нахмурился.
— Так ты считаешь, что я никогда не смогу прийтись по душе никакой девушке? — В голосе Эрика слышалась обида.
— Нет, что ты! — быстро сказала Эмбер. Эрик поднял брови.
Через мгновение Эмбер снизу вверх взглянула в глаза темному воину, который так нежно обнимал ее.
— Но, — продолжала она, — глупо думать, что я позволила бы прикоснуться к себе какому бы то ни было мужчине, кроме одного.
— Дункана, — сказал Эрик.
— Да. Дункана.
— Обычно так и бывает между мужчиной и его суженой, — заметил Эрик совершенно обыденным тоном.
Оба, Дункан и Эмбер, разом повернулись и впились в Эрика глазами.
— Моя суженая? — осторожно спросил Дункан.
— Конечно, — ответил Эрик. — Мы завтра же объявим о помолвке. Или ты рассчитывал соблазнить Эмбер, не думая о ее чести — и о моей тоже?
— Я уже говорил тебе, — сказал Дункан. — Пока память ко мне не вернется, я не могу просить руки Эмбер.
— Но можешь взять все остальное, не так ли? Лицо Дункана потемнело.
— Люди в замке шепчутся, — продолжал Эрик. — Скоро начнут и открыто болтать о глупой девчонке, ложащейся с мужчиной, у которого нет намерения…
— Она не… — начал было Дункан.
— Перестань, — рявкнул Эрик. — Долго ждать не придется, это так же верно, как то, что искры летят вверх! Страсть между вами двоими течет так густо, что хоть ложкой ее черпай. Я ничего подобного в жизни не видел.
Ответом Дункана было только молчание.
— Ты это отрицаешь? — с вызовом спросил Эрик. Дункан закрыл глаза.
— Нет.
Эрик перевел взгляд на Эмбер.
— Нет нужды спрашивать тебя о твоих чувствах. Ты похожа на драгоценный камень, освещенный изнутри. Ты горишь.
— Неужели это так ужасно? — с трудом выговорила Эмбер — Неужели я должна стыдиться, найдя наконец то, что любая другая женщина принимает как должное?
— Похоть, — отрезал Эрик.
— Нет! Чистое наслаждение от того, что прикасаешься к кому-то и не чувствуешь при этом боли.
Пораженный услышанным, Дункан повернулся к Эмбер. Он хотел было спросить, что означают эти ее слова, но она снова заговорила, и речь ее лилась торопливо, подгоняемая переполнявшим ее волнением.
— Да, в этом чувстве есть и страсть. Но она лишь часть целого. Есть еще и покой. Есть смех. Есть… есть радость.
— Но есть еще и пророчество, — резко возразил Эрик. — Помнишь ли ты его?
— Лучше, чем ты. Помню, что в пророчестве сказано «может слупиться», а не «случится».
— Да о чем вы тут говорите? — требовательно спросил Дункан.
— О сердце, теле и душе женщины, — ответил Эрик — И о беде, которая случится…
— Может случиться, — сердито перебила его Эмбер.
— …случится, если она будет настолько глупа, что отдаст все это человеку без имени, — холодно закончил Эрик.
— Бессмыслица какая-то, — пожал плечами Дункан. Улыбка Эрика была такой же свирепой, как и его глаза, горящие желтым огнем.
— Ты больше ничего не припомнил из своего прошлого? — спросил он Дункана напрямик.
— Ничего полезного.
— А как ты можешь об этом судить? Ты, у которого нет ни памяти, ни имени?
Дункан плотнее сжал губы и ничего не ответил, ни слова.
— Будь я проклят! — прошипел сквозь зубы Эрик. На некоторое время воцарилось напряженное молчание Потом Эрик спросил Дункана:
55 
