Особенно,... 
32 
– О да, – поспешно сказала Лина. – Мне есть чему радоваться, ведь завтра мой первый бал.
– Как? – изумился герцог. – Вы никогда не бывали на балу?
– Я же говорила, что всю жизнь провела в сельской глуши!
– Странно… Глядя на вас, этого не скажешь…
Лина поняла, что он имеет в виду ее наряды. Что бы он сказал, если бы узнал, что эти платья с чужого плеча и ей их одолжили ради поездки в Париж!
– Опять мы говорим обо мне! – сказала Лина. – Давайте лучше поговорим о вас.
– Ну что ж, – сказал герцог. – Я могу сказать вам о себе, что, когда вы вбежали в гостиную сегодня утром, у меня возникло такое чувство, будто я знал вас всю жизнь. Быть может, я видел вас во сне?
Лина почувствовала то же самое. Но она сказала себе, что, должно быть, герцог говорит то же самое всем женщинам, за которыми ухаживает.
– Я думала встретиться с вами завтра вечером в своем лучшем наряде, – сказала она.
– Вы не могли быть прекраснее, чем тогда, с распущенными волосами, – сказал герцог. – Должен признаться, что я чувствую непреодолимое желание потрогать их.
В его голосе снова зазвучали эти низкие вибрирующие нотки, от которых все тело Лины напряглось как струна.
– Пожалуйста, – поспешно сказала она, – не надо… не надо этого делать!
– А что я такого делаю? – спросил герцог. – Я ведь даже не прикоснулся к вам… хотя мне этого очень хочется!
– Мне кажется, – пролепетала Лина, – вы пытаетесь… ухаживать за мной. А я не должна… позволять вам этого.
– «Ухаживать»– очень английское слово, – сказал герцог. – По-французски это звучало бы куда выразительнее. Но пусть даже я пытаюсь ухаживать за вами – что в этом дурного?
Вопрос был задан прямо. Лина набралась духу и ответила:
– Но ведь я замужем!
– Разве ваш муж научил вас любви?
Лина ничего не сказала, пребывая в полной растерянности. Немного погодя герцог продолжил:
– Мужья, которые не интересуются своими женами, тем более такими прекрасными, как вы, не заслуживают уважения. Мы с вами сейчас одни, над нами светят звезды… Кому плохо от того, что я немного поухаживаю за вами?
– Но… но я всегда полагала, что это дурно… – пробормотала смущенная Лина.
Говоря так, она невольно думала, что на самом деле было бы очень приятно, если бы герцог и впрямь поухаживал за ней. Обмениваться с ним остроумными репликами, слушать его завораживающий голос, смотреть в эти выразительные глаза…
Но ведь она же обещала Китти не делать глупостей!
Она обещала быть хорошей девушкой. А заводить романы с кем бы то ни было, тем более с герцогом, предосудительно!
«Леди Берчингтон была так добра ко мне! – подумала Лина. – Она привезла меня в Париж, нарядила в эти дорогие платья… Было бы крайне подло и бесчестно заниматься у нее за спиной тем, чего она не одобрит!»
Течение ее мыслей прервал голос герцога:
– Что вас тревожит?
– А… а откуда вы знаете, что меня что-то тревожит?
Герцог понимающе улыбнулся. Потом ответил:
– У вас по глазам все видно. Даже сейчас, при свете звезд. И по губам тоже…
Лине показалось, что, произнося эти слова, герцог придвинулся к ней ближе. Она обернулась к нему.
– Сейчас я отдал бы половину своего состояния за то, чтобы поцеловать вас! – шепнул он.
Лина встретилась с ним глазами, и на миг ее охватила какая-то странная истома. Потом она инстинктивно отшатнулась, словно ей угрожала какая-то опасность.
– Нет! Пожалуйста, не надо! Вы… вы меня пугаете!
– Чем же? – мягко спросил герцог.
– Меня… меня словно несет волной или… или вихрем…
С трудом выдавив это бессвязное объяснение, Лина заметила, что глаза герцога торжествующе вспыхнули. Лина поспешно отвернулась.
– Пожалуйста, – продолжала она, не глядя на своего собеседника, – пожалуйста, не надо портить мне вечер. Мне тут так хорошо!.. Я даже не могу объяснить, но тут так чудесно! Париж, и ваш великолепный дом, и все остальное… Я запомню это на всю оставшуюся жизнь!
– Неужели мой поцелуй испортит вам эти чудесные воспоминания? – вкрадчиво спросил Фабиан.
– Д-да…
– Почему же?
– Мне… мне говорили, что, я не должна слушать… подобных разговоров…
– Не понимаю, – искренне удивился герцог. – Кто это вам сказал, что вы не должны меня слушать?
Лина не ответила. Герцог продолжал:
– Что, ваш супруг, перед тем как отпустить вас в Париж, наложил на вас обет целомудрия? Или вы обязаны хранить верность кому-то другому?
32 
