Особенно,... 
72 
Керри вышел, с усмешкой взглянув на Йена, и Йен решил, что лучше ему покормить Бет в постели, чем вставать и садиться за стол.
У него это хорошо получалось, он давал ей кусочки хлеба с маслом и с вилки — кусочки яйца. Она хотела отобрать него вилку и засмеялась, когда он не отказался ее отдать.
Йен тоже улыбнулся и позволил Бет кормить его. Ему нравилось, что при этом она сидела верхом на его бедрах.
Так прошел целый день — она занимались любовью, затем валялись в постели, читая газеты, а Керри приносил им еду и питье и убирал со стола.
— Мне нравится быть аристократичной леди, — сказала Бет, когда уже вечерело. — Я все еще привыкаю не вставать на рассвете, чтобы обслужить кого-то.
— Теперь мои слуги будут обслуживать тебя.
— Кажется, они этим очень довольны.
Рыжая горничная, которая пришла убрать в комнате и разжечь камин, расплылась в улыбке, когда Бет поблагодарила ее. Сияющей, довольной улыбкой, в которой не было ни капли презрения.
— Ты им нравишься, — сказал Йен.
— Они ничего обо мне не знают. Может быть, я сварливая и буду ругать их с утра до вечера.
— А ты будешь?
— Конечно, нет, но откуда им это знать? Если только Керри не прочитал им мое досье.
— Они доверяют мнению Керри.
— Видимо, доверяют все.
— Эта семья всегда служила Маккензи. Они сами составляют клан Маккензи и всегда работали на нашей земле. Сражались рядом с нами и целыми поколениями служили нам.
— Есть еще так много всего, к чему я должна привыкнуть.
Йен ничего не ответил, подсунул руки под ее груди и поцеловал ее.
Позднее, после полудня, Йен показал ей свою коллекцию. У Бет возникло ощущение, будто ее ввели в святилище. Неглубокие застекленные полки были встроены в стены огромной комнаты, и часть застекленных полок занимала ее середину. Чаши династии Мин, самых разных размеров и цветов, стояли на полках, на небольших подставках, на которых были указаны приблизительное время, мастер и другие подробности. Некоторые полки были пусты и ожидали пополнения коллекции.
— Здесь как в музее. — Бет с удивлением оглядывала комнату. — Где те, что ты купил в Лондоне?
Все полки казались ей одинаковыми, но Йен уверенно подошел к одной из них и достал расписанную красным чашу, которую он купил у Мейтера.
Бет думала, что все чаши красивы, но не совсем понимала, почему Йену хотелось иметь их сотню. И так бережно и с любовью обращаться с ними. Он поставил чашу на прежнее место и как будто наугад подошел к другой полке и достал из нее еще одну чашу. Она была ярко-зеленого, подобию нефриту, цвета, и на наружной стороне были изображены три серо-зеленых дракона.
Бет сжала руки.
— Как красиво!
— Она твоя.
Бет замерла.
— Что?
— Я дарю ее тебе. Это свадебный подарок.
Бет смотрела на чашу, этот тонкий кусочек прошлого, такой хрупкий в больших и грубых пальцах Йена.
— Ты уверен?
— Конечно, уверен. — Он снова нахмурился. — Она тебе не нравится?
— Очень нравится, — поспешила сказать ему Бет. — Я польщена.
Йен усмехнулся:
— Это лучше, чем новая карета с лошадьми и дюжина платьев?
— О чем ты говоришь? Во сто крат лучше.
— Это всего лишь чаша.
— Но для тебя она особая чаша, и ты даришь ее мне. — Бет осторожно взяла ее и улыбнулась драконам, гонявшимся друг за другом уже целую вечность. — Лучшего подарка я представить себе не могла.
Йен осторожно взял у нее чашу и поставил на прежнее место. Это было вполне разумно, она будет здесь, и не придется волноваться из-за ее сохранности. Но поцелуй Йена после того, как он сделал это, был далеко не разумным. Он был грубым. Бет было больно, и она не понимала, почему он так торжествующе улыбался.
— Кэм приехал.
Йен увидел брата в окно спустя несколько дней, когда застегивал рубашку, и только пожал плечами. За его спиной Керри приготовлял остальную одежду Йена, а Бет, прекрасно выглядевшая в красном шелковом халате за маленьким столиком пила свой утренний чай.
Они с Бет провели в апартаментах Йена три дня, занимаясь любовью. Они осматривали дом или сад, которые Йен хотел показать ей, а остальное время находились в спальне. Йен знал, что, в конце концов, им придется покинуть это крыло дома и вернуться к Харту и в реальный мир, но он никогда не забудет радостей пребывания в этой спальне. Если наступят тяжелые времена, в чем Йен не сомневался, он будет вспоминать об этом.
72 
