67 
Джейн не ошиблась. Это действительно был настоящий талант. Хоуп чувствовала себя потрясенной. Небо на картинах Ника сияло так ярко, что от его синевы резало глаза, а виноградники выгорели и казались пепельными. Хоуп видела в них величие рождающегося дня и горечь прощания с днем уходящим. А еще она увидела свою Напа, пережившую искушения и муки, разоренную, но сохранившую надежду, мечту и воспоминание о древних духах, населявших когда-то залитый лунным светом рай.
От следующей картины на нее пахнуло дуновением весны и ничем не запятнанной радости. Хоуп увидела свою долину, затопленную золотистым светом, окутавшим теплым облаком поля цветущей дикой горчицы. Воспоминания наплывали одно за другим. Сердце ее сделало предательский скачок, так что вся она затрепетала от радостного предчувствия, в то время как что-то теплое и тоже трепещущее завозилось поблизости. Оно нетерпеливо терлось о ее ноги – милое, доверчивое существо.
– Молли, – прошептала она, – Молли…
А где же…
– Привет, Хоуп.
Она выпрямилась, повернулась лицом к Нику и улыбнулась. Пожалуй, он был теперь еще красивее, чем прежде, но красота его стала резче, жестче. В нем словно жила какая-то затаенная страсть. Глаза же его оставались по-прежнему нестерпимо синими, как яркое небо на его полотнах.
– Привет, – сказала Хоуп. – Значит, теперь ты здесь.
– Как и ты, – тихо ответил Ник.
Хоуп перевела взгляд на его картины:
– Это великолепно, Ник, все твои картины…
– Я написал то, что ты подсказала мне.
– Но тебе ведь еще не доводилось видеть весну в нашей долине?
– Нет.
И возможно, никогда не доведется.
Ник пробыл в долине менее двух месяцев. Он вернулся в Напа – к своим кошмарам и мечтам, к своим снам – после девяти лет упорного сопротивления соблазну. Он мог бы заставить себя держаться в стороне, но в конце концов решил больше не убегать от воспоминаний. Больше всего Ник хотел сейчас знать, что случилось с девчонкой-сорванцом, внезапно превратившейся в балерину. Должно быть, она вышла замуж, решил он, а значит, счастлива, весела и свободна. Но они поговорят, его друг и он, и Ник напишет портреты ее детишек, бестрепетно карабкающихся по ветвям ивы, точно так же, как Джейн Периш писала на стекле представавшие перед ней образы для детишек других людей.
Тихая дружба была осуществима и безопасна для мира его души. Но время от времени в его сознание вторгалась некая мечта, сумбурная и опасная. А вдруг она свободна, его балерина? Тогда он скажет ей все, что таил до сих пор, всю правду. Теперь она уже взрослая женщина, и если верить не его сомнениям, а словам Джейн, ни с кем не связана узами брака и любви. Хоуп свободна, если не считать ее карьеры, которой она так предана и которая так далека от радовавших ее когда-то беззаботных танцев. Должно быть, ее работа и станет преградой между ними, защитит их обоих от опасной близости, и он никогда больше не сможет выслушивать ее секреты и признания.
– У этой картины есть название? – Хоуп все еще глядела на золотое облако на картине, рядом с которой не было таблички.
– Я называю ее «Ура, парень!».
– О, – прошептала Хоуп. «Ура, парень!» Вот они, воспоминания, которыми она делилась с Ником; все то, что она рассказала ему о гран-пере на лугу, поросшем дикими цветами.
– Ты никогда не говорил мне, что можешь писать картины.
Ник пожал плечами:
– Я никогда и не знал, что могу.
– Но теперь знаешь.
– Похоже на то.
– И тебе нравится это занятие?
– Да. Очень.
Послышалось постукивание приближающихся каблучков, и в зале появилась Сибил Куртленд Рейли. Ник поднял Молли с пола и теперь стоял, держа ее на руках.
– Николас Вулф? – спросила Сибил. – О, и Хоуп здесь! Да ты просто героиня, моя дорогая. Для помощника окружного прокурора это только один маленький шажок вперед, но для женской половины человечества – огромный скачок. – Сибил перевела взгляд на Ника и одобрительно улыбнулась: – Значит, вы и есть автор этих картин?
– Да, миссис Рейли.
– Пожалуйста, называйте меня Сибил. И добро пожаловать в наши края. К сожалению, мне пора бежать, но у нас еще будет время поболтать, Ник.
Пока Николас наблюдал за удаляющейся Сибил, Хоуп наблюдала за ним – в его глазах таилась угроза.
– Сибил не узнаёт меня, – произнес он наконец.
– Не узнает.
– Это и неудивительно. Она ведь никогда не видела меня близко. Однако твой отец…
67 
