Но... читается легко и любовь-морковь
679 
– Не путайте богов Истинных и ложных! – сказал он.
Чтото неуловимо изменилось в Буккене с тех пор, как наёмники побывали там в последний раз. Город не стал богаче или беднее, не было следов пожаров или больших строек. Вроде бы, всё по прежнему…Те же аккуратные, будто игрушечные фахверковые домики, мостовые, заботливо расчищенные от снега, красиво постриженные деревца… И всётаки изменения были, просто не сразу бросались в глаза. Город будто выцвел, стал блёклым и скучным, как старая застиранная вещь. С улиц исчезли цветочные кадки – прежде в них даже зимой красовались розовые метёлочки вереска. Исчезли забавные вывески питейных заведений. Да и сами заведения стояли с закрытыми ставнями, запертые на амбарные замки. Горожане больше не посиживали там за кружкой густого и тёмного буккенского пива (Меридит такое терпеть не могла) или привозного анисового эля (его терпеть не могли все, кроме, разумеется, Орвуда). Торговым лавкам повезло больше, они были открыты, но из их дверей больше не неслись весёлые, часто немного фривольные выкрики зазывал. Окна домов, прежде пестревшие яркими занавесками в красную клетку, или в синий горошек, или с прорезной вышивкой, теперь казались глазами, заплывшими бельмами. Все до единого, они были зашторены плотной белой тканью, без намёка на украшения.
– Ну, точно как в Дефте! – ужаснулась Ильза. – Рехнулись они, что ли?!
С прохожими тоже творилось неладное. Прежде жители города, люди и редкие нелюди, сновали по улицам, каждый по своим делам. Знакомые кивали друг другу, незнакомцы проходили мимо, как в любом нормальном городе. Теперь все буккенцы (а было их на улице удивительно много, и все они двигались в одну сторону) церемонно раскланивались друг с другом, и выражение лиц у них при этом делалось идиотскиблагостным. С пришельцами они тоже здоровались, будто дорогих родственников встретили. Но таилась в их лебезящих улыбках такая неискренность, что противно было смотреть.
– Точно, с ума посходили! – развивала свою идею боец Оллесдоттер. – У нас на островах тоже был случай – навели порчу на целое село, и весь народ там спятил. И люди, и нелюди, поголовно. Бегали голяком, орали позвериному – ужас! Из департамента приезжали маги, приводили их в чувство… Может, и в Буккен надо магов прислать?
– В Буккене есть колдуны, – сказал Эдуард невпопад. Он не знал, что колдунов в Буккене к этому моменту уже не стало… почти.
– Чувствуете? – повёл носом Хельги. – Запах странный!
– Чего странного? – не поняла сильфида. – Дымом несёт.
Чем ближе к центру города подходили наёмники, тем сильнее становился тревожный запах гари.
– Сарай гденибудь горит. Или просто печи навозом топят.
– Тут тебе не Атаханские степи, чтобы навозом топить, тут дрова есть. И дым не простой. Это палёное мясо.
– Коптильня работает.
– Я сказал «палёным», а не «копчёным». Улавливаешь разницу?
– Идёмте скорее, а? – изменившись в лице, попросила Меридит. – Чтото предчувствие у меня нехорошее…
Предчувствие не обмануло, и спешили они не зря.
На городской площади кольцом теснился народ. Горожане стояли, взявшись за руки, мерно раскачиваясь из стороны в сторону. Они пели, протяжно и монотонно. Мелодия была довольно приятной, а голоса поющих – тихими и такими стройными, будто они усердно репетировали перед исполнением. Кого только не было в этой толпе! Люди всех сословий, от городских богачей до нищих в лохмотьях, торговые гоблины, эльфы, кудиане, даже скрытные ночные боггарты и брауни – совершенно противоестественное сборище.
Так стояли они и пели, и лица у них были такими одухотворёнными, будто довелось им отведать неземной благодати. А из самого центра этого многотысячного круга валил густой жирный дым. И запах – вязкий, душный запах горящей плоти висел над площадью.
А потом раздался крик. Он начался будто неуверенно, с низких нот, и сперва в нём звучал лишь страх, животный ужас гибнущего существа. Затем пришла боль. Безумная, нестерпимая. Крик перешёл в истошные вопли, задыхающиеся, отчаянные, срывающиеся на визг… Толпа запела громче, будто желая заглушить эти кошмарные звуки. Но они врезались в заунывный напев, будто раскаленный нож в масло, они рвали на куски тягучую мелодию…Это длилось несколько мгновений. Оборвалось мгновенно, будто по сигналу. И в глухой тишине, внезапно рухнувшей на площадь, послышался жуткий и горестный собачий вой – так воют по покойнику…
679 
