Лёгкий, ненавязчивый романчик 
47 
* * *
- В зеленой церкви за горой,
- Где вербы четки уронили,
- Я поминаю просфорой
- Младой весны младые были.
- А ты, склонившаяся ниц,
- Передо мной стоишь незримо,
- Шелка опущенных ресниц
- Колышут крылья херувима.
- Но омрачен твой белый рок
- Твоей застывшею порою,
- Все тот же розовый платок
- Застегнут смуглою рукою.
- Все тот же вздох упруго жмет
- Твои надломленные плечи
- О том, кто за морем живет
- И кто от родины далече.
- И все тягуче память дня
- Перед пристойным ликом жизни.
- О, помолись и за меня,
- За бесприютного в отчизне!
Есенин и Ахматова познакомились 25 декабря 1915 года. Очарованный ее «Четками», Есенин, узнав, что Гумилев приехал с фронта в отпуск, упросил Николая Клюева нанести знаменитым царскоселам рождественский визит. Анна Андреевна встретила гостей дружелюбно и подарила «вербному отроку» (так называл Есенина Клюев) оттиск из журнала «Аполлон» с поэмой «У самого моря».
Хочу обратить внимание читателей и вот на какой момент: в стихотворении Есенина, кроме упоминания живущего за морем возлюбленного женщины в розовом платке, есть и еще одна почти цитата из Ахматовой.
Сравните:
Есенин
- А ты, склонившаяся ниц ,
- Передо мной стоишь незримо,
- Шелка опущенных ресниц
- Колышут крылья херувима.
Ахматова
- Так я, Господь, простерта ниц :
- Коснется ли огонь небесный
- Моих сомкнувшихся ресниц
- И немоты моей чудесной?
С. А. Есенин. Фотография 1914 г.
По странному совпадению, в том же 1916 году Цветаева написала посвященные Ахматовой стихи, где Анна Андреевна также предстает перед нами в образе богомолки, только не в розовом, а темном, «с цветиками» платке, и Марина Ивановна, как и Есенин, просит помолиться за нее:
- В темном, с цветиками, платке
- – Милости удостоиться —
- Ты, потупленная в толпе
- Богомолок у Сергий-Троицы.
- Помолись за меня, краса,
- Грустная и бесовская,
- Как поставят тебя леса
- Богородицею хлыстовскою.
* * *
- А! это снова ты. Не отроком влюбленным,
- Но мужем дерзостным, суровым, непреклонным
- Ты в этот дом вошел и на меня глядишь.
- Страшна моей душе предгрозовая тишь.
- Ты спрашиваешь, что я сделала с тобою,
- Врученным мне навек любовью и судьбою.
- Я предала тебя. И это повторять —
- О, если бы ты мог когда-нибудь устать!
- Так мертвый говорит, убийцы сон тревожа,
- Так Ангел смерти ждет у рокового ложа.
- Прости меня теперь. Учил прощать Господь.
- В недуге горестном моя томится плоть,
- А вольный дух уже почиет безмятежно.
- Я помню только сад, сквозной, осенний, нежный,
- И крики журавлей, и черные поля…
- О, как была с тобой мне сладостна земля!
Гумилев отреагировал на Анрепа (в паре с Недоброво) в соответствии со своим правилом: удар на удар.
Приехав в отпуск в сентябре 1916-го, Николай Степанович познакомился с Ларисой Рейснер, в ту пору начинающей поэтессой, и по обыкновению увлекся. Лариса, благоговевшая перед Ахматовой, смутилась. Она была девочкой из порядочной семьи, еще не тронутой богемой. Но Николай Степанович объяснил, что он и Анна Андреевна только формально муж и жена, а вообще-то давно отпустили друг друга на волю. И хотя ни Гумилев, ни Рейснер чувств не афишировали, Анна Андреевна об этом, увы, узнала…
Роман Гафиза (так Гумилев подписывал свои письма к Рейснер) с Леричкой («Леричка моя, какая Вы золотая прелесть»), как и все влюбленности Гумилева, оказался скоротечным, выдохся уже к лету 1917 года.
Л. М. Рейснер. Фотография. 1920 г.
В его фронтовых письмах второй половины 1917 года Рейснер уже не Леричка, а Лариса Михайловна, да и он не Гафиз, а Н. Гумилев. Не думаю, чтобы эта история, при всей ее краткосрочности, ничуть не задела Ахматову: уж очень хороша была Лариса в те годы. Не было ни одного мужчины, который прошел бы мимо, не заметив ее, а каждый третий «врывался столбом в землю и смотрел вслед». Один из поклонников юной Рейснер утверждал, что Лариса «несет свою красоту как факел».
Но Анна Андреевна слишком хорошо знала своего мужа и понимала, что увлечение Рейснер всего лишь мужская, ревнивая и самолюбивая, реакция на ее чересчур «богатую личную жизнь».
47 
