27 
— Как твоя голова?
— Все еще болит, — сказала она, приложив руки к вискам. — Но теперь это больше похоже на зуд. Не ломит, как раньше. Странное ощущение.
— Уже хорошо, что боль утихла.
Однако выглядит она все еще неважно. Под глазами темные круги.
— Токио, Токио, — повторяла она нараспев. — Конечно же знаю. Но кто же не знает названия столицы! — Она впервые от души рассмеялась.
У него отлегло от сердца.
— Знаешь Токийскую башню? Ее хорошо видно из коридора.
Она подняла на него глаза.
— Я уже выходила.
— Ну и как, вспомнила?
— Да. Мне кажется — мы поднимались на нее всей семьей. В детстве. Я держала кого-то за руку. Взбиралась по лестнице. Было ужасно страшно смотреть вниз. Я помню.
Детство, семья… Удивительно, но поглощенный навалившимися проблемами, он совершенно это упустил. Наверняка и у них есть родители, братья, сестры и, разумеется, детские воспоминания.
И однако…
— Как странно, — сказала она. — Ты помнишь лица родителей?
Он отрицательно покачал головой.
— Я тоже… Хуже того. У меня нет ощущения, что они вообще существовали. Как будто на их месте зияет пустота… Ничего не видно.
Вот и она произнесла это слово — не видно.
— Ладно, давай, показывай, что купил, — сказала она, чтобы сменить тему. — Так как мне уже полегчало, приготовлю что-нибудь поесть. Небось проголодался?
В тот момент, когда она осторожно встала, раздался быстро нарастающий рокот грома. Точно кто-то бросил камешки в оконное стекло — полил дождь.
— Терпеть не могу грозы. Вот будет жуть, если отключится электричество. Мы даже не знаем, как вызвать электрика.
Вдруг он вспомнил. Комната консьержа!
— Ну-ка подожди, — прервал он ее, схватил оказавшийся под рукой бумажный пакет, кстати купленную шариковую ручку и выскочил из квартиры. Спустился на нижний этаж. Переписал телефон, по которому предлагалось звонить в экстренных случаях, и бегом вернулся назад.
Она смотрела на него с недоумением. Он торопливо объяснил. Был уже шестой час.
— Рабочий день еще не кончился. Может, удастся узнать, кто хозяин квартиры.
Она подошла вместе с ним к телефону и стояла, обхватив себя руками. Прошло несколько томительных секунд, послышались длинные гудки.
Щелчок — соединилось.
— Алло, алло?
Полилась классическая музыка, заговорил записанный на пленку голос.
— Ну что? — спросила она.
Он протянул ей трубку.
— В связи с периодом летних отпусков с одиннадцатого по семнадцатое августа не работают, вот что.
Она пожарила омлет, налила кофе и стала срезать кожуру с яблока, найденного в холодильнике. Глядя на ее ловкие движения, он спросил:
— Ты знаешь — что это?
Она задержала руку и подняла голову.
— Яблоко?
— Нет, то что у тебя в правой руке.
Посмотрела на него, перевела глаза на правую руку.
— Кухонный нож?
Ну конечно же — нож!
— Я никак не мог вспомнить.
— Мужчины редко им пользуются.
— Но не настолько, чтобы забыть название! — горько улыбнулся он. — Меня тоже учили на уроках домоводства, как пользоваться кухонным ножом. Но в голову лезло другое слово.
— Другое слово? Тесак?
— Нет — тотем.
— Тотем? — она прыснула. — Как у индейцев?
Действительно, странно. Почему это вдруг нож — тотем?
Ни у него, ни у нее не было особого аппетита. Он набил желудок, убеждая себя, что организм нуждается в топливе, она, поклевав чисто символически, ограничилась чашкой кофе.
За едой он рассказал обо всем, что с ним произошло на улице.
— Значит, этот Саэгуса наш сосед?
— Да, и он уверял, что ничего не знает о хозяине этой квартиры. Даже не знает, живет ли здесь вообще кто-нибудь.
— Совсем не за что зацепиться. — Она удрученно поникла.
Он уже раскаивался, что рассказал об этой встрече.
— Я приберусь, а ты иди, ложись. У тебя лицо, как будто тебя отправили в нокаут.
— Может, меня и вправду отправили в нокаут, — бросила она.
— Что? — не понял он.
— В переносном смысле, — улыбнулась она. — Я хочу сказать — в прошлом.
Уложив ее в постель, он помыл посуду, прибрался и, немного поколебавшись, решил принять душ. На полке в ванной лежали стопками два больших полотенца и два халата — голубой и розовый. Как предусмотрительно! Только непонятно, кто предусмотрел.
27 
