— Продолжаешь жить в волшебном мире детства. Добро со светящимся нимбом вокруг головы, а зло с чертячьими рогами. Так, что ли?
— Топорков сам познакомил меня с Левоном. Правда, потом он предупредил, что этот человек живет в мире хищников. Но я не придала его словам особого значения.
— Ладно, забудем о прошлом и будем жить настоящим. Согласна? — Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза. — Я по тебе скучал. Там совершенно другие женщины. Они любят мужчин только за деньги. Быть мо-жет, они правы — наш мир стал таким прагматичным и суровым. Но от этого тоска берет. Когда-то нам с тобой было замечательно вместе. С тех пор что-то изменилось?
— Изменилось.
Муся зажмурила глаза и отвернулась.
— Но я все так же тебя хочу. Я очень хочу тебя, Машенька.
— Мне надоело притворяться, Саша.
— Мне казалось, ты не притворялась со мной. Я ошибался?
— Я стала другой. Образовалась какая-то пустота внутри. Как будто из меня вынули душу.
— Это пройдет. — Старопанцев вздохнул и выпил залпом большую рюмку водки. — А может, и не пройдет. Ценю твою откровенность. Я сам во всем виноват — не нужно было оставлять тебя здесь одну. Да, я совершил непростительную глупость. — Он схватил Мусю за руку, и она от неожиданности выронила вилку. — Давай уедем куда-нибудь подальше? Ты и я?
— А как же мой контракт?
— Провались он ко всем чертям. Я продам этот курятник Рябцеву, куплю яхту, и мы с тобой будем бороздить морские просторы. Ты любишь море?
— Я его ненавижу.
— У тебя связано с ним что-то плохое?
— Это было слишком хорошо, чтоб повториться.
— Бедная моя девочка. Но я так просто от тебя не отвяжусь. Ты задела во мне самое чувствительное место. Еще ни одна женщина не сказала Сашке Старопанцеву «нет». Я сделаю так, что ты полюбишь меня.
— Мне кажется, я больше не смогу полюбить. Думаю, Господь отпускает нам определенную меру любви, ненависти, радости, печали. Я исчерпала все эти ощущения до дна. Я хочу только покоя. — Она вздохнула. — Но из тех, кого я знаю, ты мне дороже всех. Если не считать Ваньки.
Она все так же пять раз в неделю изображала Мэрилин Монро, распаляя человеческую похоть до опасной отметки. Но теперь Муся снова находилась под защитой Старопанцева и могла наконец спать спокойно. Они почти не виделись, если не считать коротких встреч в клубе, где Старопанцев появлялся каждый раз с новой девицей из числа тех, которые стоят кучу баксов. Он всегда был навеселе и смотрел на Мусю мрачно и почти недобро.
Однажды в перерыве между номерами он зашел к ней в гримуборную — она только что сняла одно платье, намереваясь надеть другое, и стояла в одних туфлях на высоких каблуках и чулках с ажурной резинкой. Как и Мэрилин, Муся не любила носить белье.
Она инстинктивно закрыла грудь руками.
— Нужно запирать дверь, — сказал Старопанцев и тяжело положил ей на плечо руку.
— Там всегда сидит Тимофей.
— Металл надежней человека.
От Старопанцева сильно пахло коньяком.
— Через пять минут мне на сцену, — сказала Муся.
— Я велел объявить перерыв на двадцать минут. Нам с тобой хватит двадцати минут?
— Для чего?
— Не строй из себя целочку. Удивляюсь, как эти самцы еще не растерзали тебя на части.
— Ты потом пожалеешь, — спокойно и даже безучастно сказала Муся.
— Знаю. Ну и что? Человек всегда жалеет о том, что он сделал. Но еще больше о том, чего не сделал.
Он повалил ее на диван, и она отдалась ему без сопротивления. Ей на самом деле было безразлично, что делали с ее телом.
— Я так не хочу, — сказал он и резко встал. — Ударь меня как следует. Я заслужил.
— У меня нету сил.
— Черт! — Он стукнул кулаком о журнальный столик, оставив в полированной доске вмятину. — Зачем ты, спрашивается, живешь на этом свете?
— Сама не знаю.
— Одевайся! — Он схватил ее за запястье и заставил встать. Крепко сжал ладонями ее лицо, нежно поцеловал в холодные губы. — Запомни этот поцелуй. Это я. Пять минут назад здесь был чужой человек.
Он ушел, громко хлопнув дверью.
В декабре Муся заболела гриппом, потом воспалением легких. Старопанцев переселился к ней. Он ухаживал самозабвенно и очень умело. Она быстро пошла на поправку.