— Даю тебе времени до середины марта, — сказал он, когда у Муси уже упала температура и она начала передвигаться по квартире. Они пили на кухне чай с ромом.
— Потом ты выгонишь меня с работы? Ну да, в середине марта как раз истекает срок моего контракта. Но я только и живу своими выступлениями. Если бы не Мэрилин, я бы наверняка что-то с собой сделала.
— Слушай, а ты подала мне великолепную идею. — Он встал, засунул руки в карманы и посмотрел на нее сверху вниз торжествующе и в то же время с жалостью. — Интересно, кто научил тебя говорить всегда только то, что ты думаешь?
— Но я не всегда это говорю. Когда я бываю в N, я изображаю из себя настоящую святошу. Я так боюсь, что Ванька когда-нибудь узнает…
— Я не об этом, — нетерпеливо перебил Мусю Старопанцев. — Ты лишена напрочь чувства самосохранения. Все время балансируешь на краю пропасти и словно не замечаешь этого. А что, если я на самом деле попру тебя с работы? Приползешь ко мне на коленях?
— Да. Но ты же не любишь ничего продажного.
— Но я люблю тебя. К тому же, во мне хищный зверь уживается с кротким ягненком. Ты уже имела возможность в этом убедиться.
— Да.
— Зачем ты подсказала мне этот вариант? Я наверняка буду снова и снова прокручивать его.
— Выходит, такова моя судьба. — Она беззащитно улыбнулась. — И ничего тут не поделаешь.
— Ну, а если бы появился тот человек, с которым ты ездила на море, в тебе бы вспыхнул этот огонь, который я никак не могу разжечь?
— Он не появится. Нет.
Муся решительно замотала головой.
— Боишься?
— Наверное. Да. Очень боюсь.
— Я непременно разыщу этого типа и приволоку его сюда.
— Зачем? — удивилась Муся.
— Хочу, чтоб ты наконец поняла, что выдумала его от начала до конца. Этого своего героя-летчика с лицом американского киноактера.
— Откуда ты знаешь, какой он?
— Мне достаточно знать тебя. Ты любишь все суперкрасивое. А он наверняка успел отрастить живот, заработать плешь и пристраститься к самогонке.
— Замолчи.
— Ну наконец-то я нащупал в тебе живую струну. Браво, Старопанцев. Итак, через неделю этот парень будет сидеть вот здесь, — Старопанцев кивнул в сторону диванчика в углу, — и пялиться на тебя своими выцветшими глазками алкаша с солидным стажем. Только скажи, как его зовут и в каком регионе нашей теперь уже не столь необъятной родины его можно отыскать?
— У него семья. Взрослый сын.
— Ну, и что дальше? Сама знаешь: нет ничего вечного под солнцем и луной.
— Пусть все остается как есть.
Она посмотрела на него в упор и долго.
— Согласен, — сказал Старопанцев, в изнеможении плюхаясь на диван. — Я подозревал, что ты обладаешь даром гипноза. Но я никогда не думал, что это такая сила.
…Он позвонил ей утром пятнадцатого марта и сказал:
— Вечером улетаем в Давос.
— Но…
— Никаких «но». Помнишь пункт четыре в нашем контракте?
— Выездные гастроли. Но сегодня истекает срок моего контракта.
— Я привезу тебе новый. Условия будут еще выгодней.
— Ты и так платишь мне кучу денег. Куда мне столько?
— Глупая. Кто же говорит такие вещи работодателю? Не бери с собой ничего — все купим в Париже.
— Ты же сказал, что мы летим в Давос.
— Через Париж. Надеюсь, ты не станешь возражать?
— Нет.
Муся слышала его прерывистое — возбужденное — дыхание.
— Ты рада?
— Не знаю. Для меня это так неожиданно. Возможно, я почувствую радость потом.
…Они жили в уютном домике на краю заснеженной долины. Из окон были видны покрытые лесом склоны гор. Муся могла смотреть на них часами, чувствуя, как ее душа наконец-то наполняется долгожданным покоем. В камине уютно потрескивал огонь, в баре была выпивка на любой вкус. К тому времени, как Старопанцев возвращался с лыжной прогулки, она была достаточно пьяна, чтобы снять халат и залезть к нему под одеяло — она вдруг стала страдать от одиночества. Он отодвигался от нее почти брезгливо и, прежде чем заснуть, долго и тяжко вздыхал.
Как-то за завтраком Муся сказала:
— Ну вот мы и поменялись местами.
— Да.
— Тебя это не радует?
Он покачал головой.
— Но я стараюсь, чтобы тебе было хорошо.