79 
— Не надо. Тебе гораздо больше идет, когда ты думаешь только о себе.
— Мне надоело быть эгоисткой.
— Это твоя сущность. Все остальное притворство.
— Прости.
— За что? — Старопанцев удивленно вскинул брови. — Ты ведешь себя идеально. Во всем виноват только я.
— Я делаю тебе больно. Поверь, это не нарочно.
— Верю. Но я, очевидно, никогда не узнаю, как ты ко мне относишься.
— Лучше, чем к кому бы то ни было.
— Я бы хотел, чтоб ты меня ненавидела. Как того парня, с которым ездила на море.
— Я на самом деле его придумала.
— Давай выпьем, — вдруг предложил Старопанцев и поднял свой бокал с шампанским. — Я так давно ждал от тебя этих слов.
— Мне было вовсе не просто признаться в этом себе самой.
— В чем?
— В том, что я… оказалась такой неверной.
Она зажмурила глаза и замотала головой.
— Что случилось?
— Мне не надо было говорить этого вслух, — прошептала она. — Я вдруг почувствовала, что свободна от всех клятв и обещаний.
Он наклонился и поцеловал ей руку.
— Но я все равно не смогу простить себе, что этим парнем был не я. Знаешь, мне вдруг захотелось в Москву. Угадай почему?
— Я не хочу выходить замуж. Даже за тебя.
— Подумай о будущем своего Ивана. У меня нет наследников.
— Спасибо. Это слишком щедрый подарок. Я его не заслужила.
Он встал и вышел за дверь в одном тренировочном костюме. Она видела, как он поднимается по склону, утопая по колено в только что выпавшем снегу. Вздохнула и налила себе полный бокал шампанского.
Старопанцев женился вскоре после того, как они вернулись в Москву. Он редко появлялся в клубе, переключив все свое внимание на супермаркет. Хотя, как уверял Топорков, клуб оставался главным источником его доходов. Муся скучала по Старопанцеву. Но вместе с тем чувствовала облегчение.
Она стала ходить в бассейн и на массаж, попыталась ограничить себя в алкоголе, хоть это удавалось ей далеко не всегда. Что касается мужчин, то она вдруг поняла, что противоположный пол действует ей на нервы. Причем все без исключения мужчины. Впрочем, она-то общалась с определенной категорией.
— Ты в монастырь, что ли, собралась? — спросил как-то Топорков.
Она улыбнулась ему в зеркало.
— А я так надеялся, что ты станешь мадам Старопанцевой. Кого-то ты, моя девочка, перехитрила. Уж не себя ли?
Она продолжала молча накладывать грим.
— Знаю, ты не любишь эти разговоры, но, судя по всему, дело идет к тому, что наш клуб продадут какому-нибудь Рябцеву или Пеструхину. Впрочем, не вижу разницы. И тот и другой имеют склонность к стриптизу и черной порнухе. Представляю, что придется тебе выделывать.
Муся опустила руки и насторожилась.
— Ну да. Они непременно захотят, чтобы прекрасная Мэрилин не просто вихляла задницей и покачивала своим сексапильным бюстом, а еще и скидывала с себя шмотки на виду у всего народа.
— Я никогда не стану это делать, — тихо, но решительно заявила Муся. — К тому же мне кажется маловероятным, что Старопанцев захочет продать курочку, которая несет ему золотые яйца.
— Он-то, наверное, и не продал бы, а вот его мадама… — Топорков сел на кушетку и достал пачку сигарет. — Представляешь, я с горя даже задымил, хоть у меня и здорово барахлит мотор. Сашка стал крепко выпивать, и эта Тигра Львовна сумела прибрать его к рукам. Ну, а ей кто-то доложил про вашу красивую печальную любовь.
— Никакой любви не было. Просто я очень уважаю Александра.
— Это не мое дело, крошка. Мое дело — не потерять работу на этом крутом вираже. Придет другой человек, а вместе с ним другие шестерки.
— Я поговорю с Александром. Сегодня же.
— Вряд ли тебе удастся ему дозвониться. Эта Гиена Леопардовна его и близко к трубке не подпускает.
— Я знаю прямой номер. Дай мне телефон.
— Через три минуты твой выход.
— Подождут.
Муся взяла у Топоркова трубку сотового телефона, набрала номер, который Старопанцев дал ей еще в те времена, когда у них все было просто и без осложнений. Она ни разу им не пользовалась, но у нее была феноменальная память на цифры. Трубку взяли после третьего сигнала.
— Я у телефона, — сказал Старопанцев, часто и прерывисто дыша.
Муся видела, как деликатный Топорков выскользнул за дверь и неслышно прикрыл ее за собой.
79 
